Через три дня после этого приключения Генрих Наваррский и его спутник проходили по мосту Святого Михаила в Париже. Подобно всем парижским мостам того времени, мост Святого Михаила был сплошь усеян лавочками, вывески которых заманчиво говорили о всяких прелестях. Но одна из этих вывесок обратила особенное внимание наших путешественников. Она гласила: «Рене, прозванный Флорентинцем, тосканский дворянин и парфюмер ее величества королевы Екатерины Медичи».
— Как вы думаете, Анри, — сказал Ноэ, — не заглянуть ли нам в эту лавочку? О, не делайте таких удивленных глаз! Во-первых, интересно узнать, вернулся ли итальянец из своего неудачного путешествия, а во-вторых, о мазях и притираниях Рене говорят столько чудес, что я охотно оставлю у него на прилавке золотую монетку!
В лавке, куда они вошли, их встретил юноша лет шестнадцати очень странного вида. Он поражал какой-то бесцветностью, хрупкостью, таинственной грустью.
— Чем могу служить вашей чести? — вежливо спросил он.
— Мы хотим купить кое-что, а кстати и поздороваться с мессиром Рене, — ответил Ноэ.
— А, так вы его знаете? — вздрогнув, спросил приказчик.
— Господи, да мы его лучшие друзья! — ответил Генрих.
— К сожалению, мессира нет дома.
— Он, верно, в Лувре?
— Нет, мессир Рене отправился в деловую поездку.
— А когда его ждут?
— Да мы его ждем уже третий день, и синьорина Паола, его дочь, уже начинает сильно беспокоиться.
Не успел приказчик договорить последнюю фразу, как дверь в глубине лавки открылась и на пороге показалась сама синьорина Паола, дочь Рене Флорентинца.
Это была жгучая красавица, мимо которой нельзя было пройти, не заметив ее. Но ее красота, если и могла увлечь, все-таки производила неприятное, мрачное впечатление: уж слишком много дикой энергии, решительности, вызова было во всей ее фигуре, а лицо, сильно напоминавшее лицо Рене, говорило о жестокости и необузданности. В манерах Паолы тоже было много надменности и честолюбия.
Да, честолюбие было не последней чертой в характере прекрасной Паолы. С детства она мечтала о том, что благодаря влиятельному положению отца будет в состоянии сделать хорошую партию и играть выдающуюся роль при дворе. Но по непонятному ей капризу Рене и слышать не хотел о каких-либо брачных проектах и всеми силами изолировал дочь от возможных встреч и разговоров с придворными щеголями. Девушка скучала, томилась, но воля отца была непреклонной, и в присутствии самого Рене Паола никогда не смела переступить порог лавочки, если там был какой-нибудь покупатель. Отсутствие отца придало ей смелости — вот почему она вышла к нашим героям.