И что тут поделаешь?
Верить же никому не запретишь?
Я с досадой взглянула на полное искреннего непонимания лицо старосты и на мгновение задумалась. Но потом достала один из когтей кахгара, при виде которого мужик испуганно отшатнулся, машинально сотворив охранный знак, и решительно протянула.
– Передашь Хасу, когда очнется. Так будет справедливо. А если вдруг спросит обо мне, то скажешь, что он ничего мне не должен. Но что лишь молчание – его истинная награда и одновременно наказание. Тогда как с прощением он сильно поторопился. Запомнишь?
Староста опасливо взял коготь и зябко передернул плечами.
– Да, господин.
– Тогда прощай.
Я отвернулась и быстро вышла, сопровождаемая двумя изумленно-озадаченными взглядами, в которых светилась полнейшая растерянность.
Ну и пускай. Зато Хас, если окажется достаточно мудрым, больше меня не потревожит и глупостей не наделает. Раз уж прощения даже в бреду просил, значит, зацепило его сильно. Да и видано ли – легендарную Ишту вживую встретить? А он тогда видел, как меня хранитель на спину сажал, и как я, кряхтя от натуги, неуклюже взбиралась на его высокую спину. Как же тут не поверить в откровение? Хас, судя по всему, и поверил. А поверив, от стыда уже больше полугода сгорал, искренне считая, что я его теперь прибить должна за наглость.
Но это он, конечно, загнул. Я такими мелочами не занимаюсь и мстительной до такой степени никогда не была. Да и не злилась давно, если честно. Почти о нем забыла. Хотя, конечно, в тот дурацкий эрх еще нескоро соберусь прогуляться. Просто из соображений моей несусветной вредности. Особенно если подумать о том, что и Дагон в то утро таращился на меня во все глаза. И, разумеется, тоже должен был сообразить, на кого, как говорится, бочку катил. Впрочем, в отношении него у меня не было уверенности, что он проникся, молит по ночам о прощении, бьет поклоны и всячески ищет способ исправиться. Не такой он человек. И совсем не производил впечатления истово верующего. Скорее, обидели его когда-то ведьмы. Но вот именно поэтому я к нему в гости еще долго не соберусь. А то, может, и вообще никогда не приеду: с человеком, который способен ненавидеть, лишь увидев цвет моих глаз, мне вряд ли захочется пообщаться. Но там посмотрим, как жизнь сложится.
Вдруг у него наконец наступит просветление в мозгах?
Или все-таки я когда-нибудь возьму и передумаю?
Все возможно.
Но не сейчас.
Да, пожалуй, еще не сейчас.
– А как вас зовут? – догнал меня уже на пороге крик опомнившегося старосты. – Господин, что мне сказать, если спросят? Господин, как ваше имя?!