– Да, да, это его, окаянного, дело. Но я не дам ему властвовать над Марусей, единым словом вырву ее у него из рук, – горячо проговорила Марина.
– Ох, боюсь я, Маринушка, что князь Иван не послушает твоего слова, – возразил ей молодой офицер. – Его словом не проймешь.
– Пройму!.. И князя Ивана пройму, и его отца… Да как еще пройму-то! Ведь слово мое заветное, и скажу я его только князю Ивану или его отцу, а больше никому не скажу.
– Странное же, таинственное у тебя слово!
– Да, таинственное, и скажу я его другим, лишь когда умирать стану. Вот что, барин: ты вперед один ступай к Ивану Долгорукову, выручай свою невесту, ан если тебя он не послушает и Маруси не отдаст, тогда уж я сама пойду. Мне-то не посмеет отказать. Ступай, барин ласковый, помогай тебе Бог!
Конечно, Храпунов тотчас же отправился к Долгорукову.
Злоба и ревность закипели в нем, когда он увидал своего врага.
– Князь, отдай мне невесту, – мрачно произнес он, едва сдерживая себя.
– Ты, видно, рехнулся?.. Какую невесту? – насмешливо посматривая на него, спросил князь Иван.
– Марусю.
– Я не знаю никакой Маруси!.. Что, видно, твою зазнобу-то у тебя отбили, из-под носа унесли?
– Унес ты, князь Иван, да и не унес, а выкрал ее, как разбойник дорожный!
– Что? Как ты молвил? – бледнея как смерть, дико вскрикнул князь Иван.
– Говорю, что ты мою невесту выкрал, – спокойно повторил Левушка.
– Да как ты смеешь, наглец, говорить мне это? Да я… я убью тебя, как собаку! – И, трясясь от бешенства, князь Иван со сжатыми кулаками ринулся было на Храпунова, но тот отстранил его от себя.
– Поостынь, князь… Я ведь сильнее тебя.
– Слушай, слушай, Храпунов! Ты стал теперь моим непримиримым врагом! Ну да, ты отгадал: это я приказал своим холопам выкрасть твою невесту. Она теперь в моих руках, в моей воле, – вызывающим тоном промолвил Долгоруков, – и я отдам ее только тогда, когда сам вдосталь напотешусь…
– Подлец! Я… я убью тебя! – И Храпунов, вне себя от бешенства, выхватив из ножен саблю, ринулся было на Долгорукова.
Князь Иван переменился в лице, отступил к двери и, быстро отворяя ее, громко крикнул:
– Гей, ко мне!
В горницу вбежало несколько слуг.
– Возьмите его и свяжите: он рехнулся! – повелительно проговорил Долгоруков.
Левушка бросил саблю и не стал сопротивляться. Ему связали руки, отвели на гауптвахту и заперли там в арестантскую горницу, обвиняя в покушении на жизнь царского любимца.
Храпунову если не угрожала смертная казнь, то все же предстояла вечная ссылка в Сибирь. Но Левушка не боялся этого – ему почему-то думалось, что старая Марина выручит из беды; он покорился своей участи и ждал, чем все это окончится.