Стенька упал на колени, прильнул лицом к полу и зарыдал.
– Много нужно для твоего спасения! – еще с большим жаром крикнула инокиня.
– Скажи, что должен делать… Раздам все, что имею… пойду ко Гробу Господню… на Иордан… Постригусь… в чернецы пойду…
– Не отмолишь этим грехов, а должен ты положить душу свою за овцы.
– Прикажи…
– Стонет по всему царству, от Урала до Смоленска, от Соловков до Киева, вся Русская земля… Боярские люди точно овцы, а бояре, помещики – точно звери лютые: пьют и сосут они кровь христианскую, бьют холопов и батогами и кнутами, кожу с них сдирают… А земля и душа Богом даны… Коль хочешь искупления, так подыми знамя черной земли, иди освобождать угнетенных и уничтожать притеснителей – и тогда ты положишь душу за овцы.
– Положу я и голову и душу за них, только прости и благослови, великая черница…
– Клянись! Вот крест. – И она сняла с груди крест.
– Клянусь Святым Богом и Богоматерью. – И он поцеловал крест.
– Прощаю и благословляю тебя…
Стенька поднялся и, сильно потрясенный, возвратился домой.
Вскоре Стенька объявил себя против государства: из Москвы в Астрахань ехал сотник с царскими грамотами. Ночью казаки напали на струг, пограбили его, а царские грамоты бросили в воду.
От сотника требовали, чтобы он выдал беглых крестьян, бывших в его отряде. Он отказал.
Узнав об этом, князь Прозоровский послал к нему с тем же требованием.
– Как ты смел прийти ко мне, собака, с такими речами! – крикнул он посланному. – Чтобы я выдал друзей своих?! Скажи воеводе, что я его не боюсь, не боюсь и того, кто повыше его. Я увижусь и рассчитаюсь с воеводою. Он – дурак, трус! Хочет обращаться со мною как с холопом, а я прирожденный вольный человек. Я сильнее его: я расплачусь с этими негодяями…
На другой день он двинулся на Дон, где он уже прежде сделал себе Земляной городок между Кагальниковом и Ведерниковом; перезвал он сюда из Черкасска брата Фрола и жену свою.
Стал сзывать он к себе людей, и в ноябре при нем уж находилось около трех тысяч человек.
Весной 1670 года он явился в Черкасок и почти овладел им: никто ничего не мог с ним поделать; отсюда он двинулся в город Паншин, куда привел ему голутвенных Васька Ус.
Собралось около батюшки Степана Тимофеевича около семи тысяч, и он объявил: идти вверх по Волге под государевы города, выводить воевод и идти в Москву против бояр.
Вскоре загорелся мятеж по всему востоку Руки и слышались в пожарищах, в дыму, пламени и кроволитии имена Никона и царевича Алексея.
Но на побоище слышалось не одно лишь имя Стеньки, было еще несколько других, из которых не менее гремели имена Харитонова, Федьки Сидорова и Алены, еретички-старицы.