— Пока, — сказал он. — Я буду иногда звонить. Прости, Грета. Я не хотел причинять тебе боль.
Он повернулся и ушел, беззвучно закрыв дверь на ключ, словно тысячу раз репетировал свой уход.
Дождь прекратился. В Ханенмооре стало абсолютно тихо. Альфред, полностью расслабившись, испытывал глубокое удовлетворение. И невольно улыбался.
Альфред проснулся из-за того, что его бил озноб. В вагончике было сыро и холодно. Он лежал в пальто на кровати и пытался вспомнить, когда же заснул. Потом он с трудом поднялся и сел. Было темно, хоть глаз выколи. И только постепенно он начал понимать, где находится. Слева от него была стена, справа рядом с кроватью стояла пластиковая сумка. Но это было не то. Ему нужна была сумка с ремнем через плечо, в которой должен лежать карманный фонарик. Он опустился на колени и принялся ощупывать пол.
Он с отвращением прикасался к сантиметровому слою пыли, смешанному с волосами, крошками и паутиной, образовавшей неаппетитные кучки, поцарапал пальцы о ржавые гвозди и в какой-то момент испугался, почувствовав, что на пол капает кровь. Руку пекло, и, продолжая ощупывать пол, он измазал кровью песок и пыль. Но это его не беспокоило. Три года спустя никто не будет еще раз обыскивать вагончик для рабочих и, конечно же, никому в голову не придет устанавливать связь между кровью на полу и убийством Даниэля. И с его убийцей.
Он ощупал грязный пол и в конце концов нашел свою сумку, правда, на стуле. Фонарик лежал почти сверху. Первое, что он сделал, это посмотрел на часы. Половина шестого. Еще три с половиной часа, пока снаружи станет светло.
Он нашел свечки, зажег одну, капнул воском на стол, поставил свечку и выключил фонарик, чтобы сэкономить батарейки. Пришлось вытащить маленькую круглую железную печку в коридор, иначе он не выдержал бы здесь несколько дней. Он не ожидал, что будет так холодно и сыро, — проще говоря, он просто об этом не подумал. Дни, проведенные с Даниэлем Доллем, были потрясающе теплыми.
Однако дым мог выдать, что в вагончике кто-то живет. А этого следовало избегать.
Альфред решил сразу же после рассвета сходить в ближайшее село и купить что-нибудь из продуктов. Только на следующий вечер он мог бы, пожалуй, разжечь печку. Ноябрьскими ночами никто не шастал по Ханенмоору, так что риск был бы незначительным.
В ближайшие двенадцать часов у него не было шансов согреться в вагончике.
Альфред снова улегся на кровать. Он массировал застывшие, онемевшие от холода пальцы, пытался сдержать дрожь и цокот зубов, но это ему не удалось. Через полчаса он встал и вышел из вагончика. Он надеялся, что утренняя прогулка по темному Ханенмоору, по крайней мере, разогреет кровь и хоть чуть-чуть согреет ноги.