В отделении царила полная тишина. Никто не плакал, никто не кричал, никто не ходил по коридору, громко разговаривая сам с собою. Она услышала, как где-то вдалеке на машине сработала противоугонная сигнализация, и невольно улыбнулась: «Господи, ну и проблемы у людей! Покупают дорогие устройства, чтобы защититься от такой банальной вещи, как угон машины».
Предвкушение радости охватило ее, заставило дышать глубже и придало сил. Она повернула оконную ручку и медленно открыла окно. И сразу почувствовала ледяное дыхание воздуха, потому что на ней была лишь ночная рубашка. Ничего не поделаешь. Если бы она попросила медсестру помочь одеться, та точно бы насторожилась.
Теперь предстояло самое трудное. Она уцепилась за открытую створку окна, которая раскачивалась из стороны в сторону и опереться на нее было практически невозможно. Но Марианне удалось чуть-чуть подтянуться и даже, опираясь на руки, слегка подпрыгнуть и сесть на подоконник. Слава богу, он был достаточно широк. Она медленно подтянула левую ногу и свесила ее наружу, держась за оконную раму, чтобы не упасть вниз. Пока что. Время еще не настало. То же самое она проделала и с правой ногой. Теперь обе ноги были снаружи, на фасаде дома, и ей, собственно, оставалось лишь оттолкнуться.
Марианна посмотрела вниз. Далеко-далеко виднелась небольшая часть больничного парка с двумя узкими газонами и двумя скамейками. Три фонаря освещали прямую, как шнур, дорожку. «Неподходящее место для того, чтобы предаваться мечтаниям, — подумала она, — и чтобы прощаться с самым дорогим».
Петер был у нее в пять вечера. «Может, у тебя будет еще ребенок, — подумала она тогда, — с женщиной моложе меня и, главное, здоровой. Если тебе удастся не допиться до смерти, то воспоминания о Бенни постепенно поблекнут. И я даже не обижусь на тебя за это».
Она в последний раз погладила его по волосам, провела рукой по щеке и задержала ее на его губах. Он машинально поцеловал кончики ее пальцев. Сказать она ничего не могла. У нее еле хватило сил, чтобы удержаться от слез.
— Я видел в магазине «Альди» клубнику, — сказал он уходя. — Ты представляешь? Это же с ума сойти! Сейчас, зимой! Я принесу тебе клубнику. Завтра после обеда, когда приду.
Он улыбнулся, как улыбался раньше, двенадцать лет назад, когда они познакомились в кафе. И дверь за ним захлопнулась.
Сейчас, сидя на подоконнике, она вспомнила о клубнике, которую он завтра купит для нее, а она уже ее не съест. Она заплакала, потому что ей стало очень жалко Петера.
Она решила еще какой-то миг подождать, чтобы успокоиться. Подолом ночной рубашки она вытерла слезы, и из-за этого чуть не выпала из окна.