Кроме того, он постоянно держал в поле зрения заправочные колонки, старался запомнить водителей и марки машин, чтобы можно было дать точные показания в случае, если кто-то уедет, не расплатившись. Но такой возможности ему не представилось.
Кроме того, поскольку он допускал возможность ограбления, то всегда держал наготове газовый пистолет и, если бы пришлось, не раздумывая пустил бы его в дело. Это он знал точно. Это он уже доказал тогда, у канала.
А затем в четверг в обед на заправку на темно-коричневом «бенце» приехал Дитер Драхайм, что случалось крайне редко. Он зашел в магазин и направился прямо к Альфреду, который как раз раскладывал сигареты на полке.
— Мне очень жаль, господин Фишер, — сказал начальник и улыбнулся, что Альфреду уже потом, задним числом, показалось мерзостью и наглостью. — Мы бы с удовольствием предоставляли вам работу и дальше, но, к сожалению, не получается. Сейчас трудное время, и мы вынуждены сокращать персонал. Я привез с собой деньги, это ваш расчет.
Альфред стоял перед ним, как идиот. А это он ненавидел больше всего.
— За что? — спросил он. — Я в чем-то провинился?
— Нет-нет, совсем наоборот! — Драхайм все еще улыбался. — Это никак не связано лично с вами, просто у нас больше нет необходимости в сотрудниках. Нам нужно расстаться с одним из них, а вы здесь недавно, и выбор, к сожалению, пал на вас.
Драхайм протянул причитающиеся ему деньги через прилавок. Он даже заплатил за весь четверг, хотя прошло всего четыре часа смены.
Альфред не сказал ни слова. Он взял деньги и сунул их в карман брюк. Потом вышел из-за прилавка, не удостоив Драхайма даже взгляда, прошел через магазин и дал витрине с солнечными очками и полке с картами местности и дорожными атласами крепкого пинка, так что они с грохотом свалились на пол. И покинул магазин.
Драхайм не сделал ничего. Он не орал, не ругался, не бросился вслед за Альфредом. Однако мысленно поздравил себя с тем, что избавился от сотрудника, который реагировал таким образом.
Залог за квартплату проглотил почти все сбережения Альфреда, и ему срочно нужны были деньги. И хотя он презирал себя за это, но позвонил Грете.
Грета сняла трубку после второго звонка.
— Алло, дорогая, — сказал он, стараясь говорить бодрым тоном. — Это Альфред. Как дела?
— Хорошо. Спасибо. И не называй меня «дорогая». — Тон Греты был просто ледяным.
«Боже, — подумал Альфред, — веселенькое дело!» И спросил:
— А как дела у Джима? У Тома?
— Хорошо, — сказала она. — Еще вопросы есть? Ты же, наверное, звонишь через шесть лет полного молчания не для того, чтобы узнать, нет ли у Джима насморка?