Отсюда клочок тепла ощущался намного отчетливее. И пока я, загородив щитом выход в тоннель, чтобы снующий туда-сюда крот не засыпал меня глиной, следила за ним, узник так и оставался в одиночестве. И более того, был странно неподвижен, заставляя сомневаться, не к монстру ли я иду?..
Эти подозрения заставили меня предпринять особые меры предосторожности, и, когда крот заскрипел клыками, дробя толстую каменную стену, я уже держала наготове не раз опробованное в боях станящее заклинание «плеть обездвиженности».
Однако оно не понадобилось.
Просто не на кого было бросать. Пленник, лежавший вниз лицом на решетке из потемневших от времени реек, был привязан к ней за руки и за ноги и небрежно прикрыт грязной тряпкой.
И судя по худым и грязным конечностям, не имел никакой одежды, кроме этой тряпки. Больше в камере вообще ничего не было: ни светильника, ни стола, ни кружки с водой. Лишь дыра в полу под решеткой да несколько лужиц вокруг. Видимо, его изредка обливали холодной водой, и это бессердечное обращение с беспомощным человеком мгновенно добавило ноликов к счету, который я мысленно писала на магистров острова Тегуэнь.
Но сначала необходимо было разобраться с кротом и выяснить, что с арестантом. В центре его спины я ощущала жаркую искру боли.
Крота, подумав, решила пока оставить и сделала ему внушительную кучку мороженой рыбы, почему-то изначально постановив, что это будет его любимая еда. А потом создала узнику боксеры и сдернула с него сырое и холодное тряпье.
– Что-то рано ты пришел, – с трудом ворочая языком, произнес вдруг несчастный, – бывший друг Жетмос.
– Это не он, – пробормотала я, радуясь, что тут темно.
Мне свет не нужен, а в шкуре шеосса очень удобно, но ему этого видеть пока не следует.
– А кто? – В голосе не было никаких эмоций.
Ни интереса, ни радости. Даже страха. И это показалось мне самым ужасным.
Это сколько же нужно издеваться над человеком, чтобы он начал с таким равнодушием относиться к жизни?
– Пока такой же узник, – мирно проговорила я и осторожно осведомилась: – У тебя ноги двигаются?
– У меня только челюсть двигается. – В нарочито бесстрастном голосе скользнула тонкая нотка горечи.
– Тогда на, пожуй, – сунула я пленнику кусочек колбаски, но узник неожиданно стиснул зубы:
– Пошел прочь, щенок! Я за мясо не продаюсь.
– Не щенок, а девушка, – вздохнула я, мысленно методично проверяя его позвоночник. – А у тебя в двенадцатом позвонке торчит тонкий штырь, и на него завязано какое-то заклинание. Ты не в курсе, что это? Я могу его убрать, но как бы не навредить еще сильнее. Лекарь из меня пока слабенький.