То есть по большому счёту представление о России и Китае как постоянно возрастающей угрозе вызвано не реальным страхом, а намерением найти точку опоры, с которой начнётся собирание новой, а по сути, прежней Америки триумфатора и абсолютного гегемона, каким она стала после развала СССР и завершения холодной войны. Именно поэтому нам не стоит особенно беспокоиться из-за всех этих доктрин и стратегий. Понятно, что они имеют собственную деструктивную логику, направленную против России, но главным образом эти документы являются косвенным похоронным свидетельством, тоскливой, хотя и пытающейся казаться грозной поминальной песнью. В них оплакивается утраченное Америкой мировое господство и описывается архитектура нового мира, в котором присутствуют новые центры силы.
На самом деле претензии Вашингтона на возвращение былой безальтернативности его права обустраивать порядок жизни на планете не слишком основательны. Модернизация и расширение ядерных вооружений едва ли поможет ему вернуть «былое величие» из-за возвращения к старой формуле взаимного сдерживания, когда страны, обладающие ЯО, прекрасно отдают себе отчёт в том, что его применение может нанести всем без исключения непоправимый ущерб. И поскольку эта формула вновь заработала, к роли мирового управляющего уже нет возврата: говорить с собой с позиции силы Москва и Пекин едва ли позволят, поскольку и сами являются обладателями и носителями той же самой силы.
Конец истории как окультуренная разновидность нацизма
Американцев возмущают наши действия вовсе не потому, что американцы глупы как пробка и не способны сравнивать. Вовсе нет. Они исходят из того, что условия нашего существования принципиально несравнимы. Что делать нам в такой запутанной ситуации?
Реакция США на наши меры, принятые в ответ на ограничение деятельности российской телекомпании Russia Today, кажутся нам дикими и несуразными.
Ведь наш закон об иностранных агентах подразумевает ровно те же методы контроля за медиа, получившими малоприятный статус: полная финансовая прозрачность, регулярные отчеты о расходовании средств и аудит, открытая информация о сотрудниках, включая руководителей, имуществе — много таких вот обременительных бухгалтерских и не только обязанностей.
У нас по существу ровно то же самое, что и у них. Может, разнятся сроки предоставления отчетности и какие-то другие детали. И точно так же никакой цензуры, запретов, связанных с содержанием распространяемой информации. В чем же дело?
Мы начинаем привычно удивляться использованию двойных стандартов, когда аналогичные действия в нашем и их случае они оценивают совершенно по-разному.