Думаю, он просто не дал себе времени подумать о возможных последствиях, поскольку речь идет о своего рода рефлексе, когда любая историческая фигура, любой символ, любое значимое событие из прошлого, которые вплетаются органично или же по инициативе властей, по требованию общественности в ткань сегодняшнего культурного и общественного быта России, когда восстанавливается утраченная было на время связь между настоящим и прошлым, либеральный инстинкт немедленно опознает это как недолжное и оскорбительное, требующее ниспровержения и отмены. Ибо оно своим появлением крепит фундамент величия России. Знак минус воздвигается незамедлительно, и ложь, кстати, в этом случае — не самая большая проблема, поскольку в других ситуациях либеральные оппоненты вполне в состоянии оперировать выверенными данными, не пытаясь передергивать карты. Проблема в срабатывании рефлекса, в том, что это уже фактически инстинкт, реакция на раздражитель, срабатывающая механически, вне зависимости от воли и желаний конкретного либерала. А это означает, что они не способны к диалогу с кем бы то ни было. Рефлекс отмены все знает за них с самого начала и просто не позволит ставить под сомнение себя как безусловный императив. Ясно, что история Зои Космодемьянской не так однозначна, как хотелось бы, в ней есть моменты, которые могут и должны обсуждаться. Как по мне, российское общество к такому обсуждению готово, поскольку тема необходимости примирения разных периодов нашей истории давно заявлена в политической повестке как одна из самых важных. Но выясняется, что часть наших сограждан не намерена, а то и просто не может с нами что-либо обсуждать. Как бы мы ни взывали к рассудку, к логике, из каких бы кладовых ни черпали аргументы, у отечественного либерала на все случаи жизни, как секира, приготовлен безответный, императивный минус.
Эта традиция бессмысленного отвержения любопытна тем, что она не в состоянии произвести ничего своего, сформировать какой-то позитивный и целостный идеал в пределах продуманной и непротиворечивой теории, поскольку она выворачивает наизнанку все, что подвернется под руку. Не было в СССР тотального всевластия частной собственности, значит, она объявляется незыблемой святыней, была плановая экономика, следовательно, либертарный принцип свободного рынка провозглашается единственно возможным регулятором экономической жизни. В российской жизни особую роль играла и продолжает играть общинность, солидарность, принцип взаимопомощи и сострадания, соответственно, акцентируется личность, ее самость, интересы и способность отграничивать себя от других становятся высшей позицией в иерархии ценностей. Такой реактивный подход не просто превращает в мертвую догму все, к чему прикасается рука либерала, он отсекает либеральное сообщество от живого общения с той же самой либеральной мыслью, которая имеет свою историю, пути развития, концепции, теоретические основания и практический опыт. Дело в том, что отмены, аккуратно следующие за попытками общества идентифицировать себя в системе позитивных смыслов, могут входить в комическое противоречие друг с другом. К примеру, отчаянно критикуя власть за сокращение социальной помощи, либеральный обличитель не понимает, что он тем самым предает идеалы либертарианского хозяйственного уклада. Или, настаивая на возвращении Крыма Украине, он попирает порожденную эпохой Просвещения теорию неотчуждаемых прав человека, то есть покушается на святая святых либеральной теории. В ее рамках право государства на сохранение целостности территории уступает праву человека на выбор будущего, культурной традиции, страны проживания. Либеральные идеи не являются чужеродными или лишними в потенциально возможном диалоге о путях развития России. Есть времена, условия или области, в которых их элементы могут быть востребованы, могут оказаться полезными. Но для того, чтобы такой диалог стал возможным, должны появиться какие-то совсем новые люди, без рефлекса отмены, превращающего их в боевые механизмы, запрограммированные на отвержение всего русского — не важно, чем оно маркировано: марксизмом, православием, имперской идеей.