– И как же?
Констебль колебался. Было видно, что меньше всего ему хочется тратить время на беседу с еще одной «бешеной бабой».
– У меня протокол, констебль, – на всякий случай, я помахала в воздухе департаментским значком. – Вы можете быстренько мне все рассказать или я полезу изучать сама, а потом еще накатаю жалобу на помехи в работе.
Констебль вздохнул и возвел глаза к небу. Небо ответило ему начавшимся мелким-мелким дождиком. Я с невозмутимым видом сунула артефакт, который продолжала держать в руках, Стивенсону, накинула капюшон плаща и снова выжидательно уставилась на стража порядка.
– Нас вызвали на сообщение, что пулетки опять демонстрацию устроили, надо разогнать, ну мы и прибыли. А эти дуры даже разбегаться не стали, просто продолжали стоять и слушать, что там тетка с трибуны вещала, плакатами своими идиотскими размахивать. Тихие в общем-то были, ну мы и попросили их вежливо удалиться. Ну, может, толкнули одну-другую, чтобы поторапливались. А она как упадет, как заверещит. Остальной курятник за ней. Мы их вязать, они вырываться, полная свалка. Но ничего, повязали почти всех. Отсидят с месяцок-другой в Фелтсворте, может, поугомонятся и перестанут дурью страдать.
– А витрины? И поджог? – я определенно этот момент в рассказе констебля упустила…
– А! Это шпана уличная. Попытались под шумок ювелирку растащить, а огнем внимание отвлечь. Так что я своими глазами видел, леди, магией тут и не пахнет.
– Ну и при чем тут пулистки?
– Так из-за них же все! Нарушение общественного порядка! – отозвался мужчина с таким очевидным изумлением, что я не стала даже пытаться продолжить разговор.
– Спасибо за сведения, – сухая благодарность все же сорвалась с губ, я повернулась к констеблю спиной и, чеканя шаг, направилась в сторону департамента.
Меня распирала злость. Пара месяцев в тюрьме за мирную демонстрацию?! «Бешеные бабы»?! «Угомонятся и перестанут страдать дурью»? Пусть методы пулистского движения мне и не импонировали, но сейчас я начинала понимать, почему дамы все дальше и дальше отходят от попыток решить проблему миром.
Была ли там Джейн?
Теперь уже было неважно. Я шла, слушала как отбивают злую дробь каблуки по мокрой мостовой и кусала губы.
Вопиющая несправедливость. Во всем. Везде. Иногда от нее хотелось просто выть. Вспомнился Трейт, вспомнился зовущий на свидание Ричи, вспомнились изумленные, возмущенные и презрительные взгляды мужчин клуба.
К черту их всех! Я сумею, я обязательно однажды ткну им всем в нос тем, как же они ошибались, считая женщин вторым сортом. Они считают, что женщины предназначены только для одного? Прекра-асно. Чудесно. Так тому и быть. Маньяка мне это конечно не найдет, но…