– Действительно, – согласился Влад, подумав, что если Алексей именно в этот момент связался с тварью, то такое поведение ничуть не удивительно: ему просто стали неинтересны все человеческие игры в любовь и ухаживания. – А Маша…
– Она очень гордая была, – сказала Дина. – Хотя переживала, конечно. Я ж рядом всегда была – видела. Но ничего, надеюсь, аукнутся этому бесцветному козлу ее слезки, локти кусать будет, гад, что не уберег и не защитил, – произнесла она, и вдруг ее пальцы, по-прежнему лежащие в руках парня, дрогнули. – А ведь знаешь… – прошептала она, – только тсс-с…
Симонов кивнул и чуть сильнее сжал пальцы девушки, подбадривая.
– Я тут подумала… а ведь Алексей был единственным, с кем Маша ходила в туннель. Она до жути боялась темноты. Ей постоянно чудилось, будто кто-то смотрит в затылок. Мы и на работу с ней вместе всегда шли, и с работы. И после расставания с Алексеем она точно ни с кем на свидание туда не отправилась бы, да еще после появления… ну, вот этого всего… землеройки, о которой другой сталкер сказал.
Влад вновь кивнул.
– А с Алексеем пошла бы? – спросил он, внимательно глядя Дине в глаза. Они сказали все за нее раньше, чем девушка проронила:
– Да. С Алексеем пошла бы непременно.
Они умолкли, и неясно, сколько длилось вновь растекшееся между ними молчание – уже уютное, а не душное, как раньше. Каждый из них думал о своем, но при этом находиться рядом казалось правильно и легко.
Тишину прорезал звук, которым на Нагатинской отмечали смену «вечера» «ночью». После него тушили почти до полной мглы аварийное освещение, и пусть не устанавливали комендантского часа, перемещаться по станции и мешать отдыхать жителям считалось неприличным.
«Ничего, – подумал парень. – Я ведь теперь умею ходить бесшумно».
Он отстранился. Дина улыбнулась благодарно.
– Задержался я как-то.
– Угу, – кивнула Дина. – Никогда не думала, что именно ты окажешься моим спасителем, – произнесла она и, ухватив Влада за плечи, резко придвинулась.
Губы обожгло. Никогда Влад не думал, будто его первый в жизни поцелуй окажется таким: почти отчаянным и горьким, потрясающим до глубины души, но вовсе не от вспыхнувшего желания близости, а чего-то иного – благодарности и освобождения. Удивительно, но разговор, затевавшийся вовсе не ради нее самой, помог Дине пережить утрату и жить дальше.
От неожиданности и удивления губы словно одеревенели, и парень стиснул их, разумом понимая, что может обидеть девушку, пытаясь заставить себя расслабиться хоть немного и терпя в этом неудачу.
Поцелуй завершился столь же внезапно, как и начался. Дина отстранилась, перестала сжимать его плечи и с улыбкой сказала: