– Винт… – прошептал носатый, – говорил…
Он потер лоб, словно пытался припомнить.
– Вряд ли. Ваш ходячий морализатор, конечно, способен загрузить почти любого, но не загипнотизировать, – очень тихо, так, что приходилось прислушиваться, произнес Кай, слегка растягивая слова. Его собеседников такие интонации, казалось, окончательно превратили в сомнамбул. – Был еще кто-то. Кто?! – последний вопрос он задал, едва не сорвавшись на крик.
– Да пацан же! – радостно воскликнул кривоногий. – У костра к нам подсел.
– Как выглядел?! – резко и громко спросил Кай, Симонов аж вздрогнул.
– Да как все: молодой, рослый и какой-то гадкий, что ли; больно хорошо о себе думал, а нас чуть ли не оскорблял, – скороговоркой проговорил тот. – Он такой типа пахан, а мы – чмо. Понимаешь?..
– Особые приметы! Живо!
– Нема особых-то! – в ответном выкрике кривоногого обозначилась самая настоящая паника. Словно допрос вел пленник, а он лежал связанный, с видимым трудом опершись плечом о стену и прислонившись виском к холодному камню. – Бесцветная моль, словно природа на нем отдохнула: не додала этого… как его… меланину.
– Какие ты, оказывается, слова знаешь. Дальше, – приказал Кай.
– И в то же время не как дети нынешние, не… альбинос. Во! Долговязый, как тот поц, и смотрит, набычившись, слова цедит, и ваще…
– Ах ты, гнида! – загрохотал вдруг носатый, почти перекрывая хлопок ТТ.
Все внимание Влада было приковано к кривоногому, вот он и не заметил, как носатый достал оружие. Глушитель, наверное, был не совсем исправен, потому по ушам дало сильно. На пару мгновений почудилось, будто сверху рухнул полог плотной, вязкой и пугающей темноты.
Носатый все жал и жал на спусковой крючок, а тело кривоногого, повалившееся на пол, вздрагивало, когда в него входила очередная пуля.
– Не сметь выдавать врагу военную тайну! – фраза казалась совершенно неуместной, сошедшей со страниц старых книг, вроде тех, которые имелись на Фрунзенской.
«Сказка о военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твердом слове», – длинное название всплыло в памяти, и Симонов хихикнул, тотчас впившись зубами в собственное запястье: только истерики ему не хватало.
– Боливар не вынесет двоих, – раздался очень отчетливо и громко голос Кая.
– Кого?.. Ах, ты… – носатый поглядел на мертвое тело подельника, словно не верил, будто совершил убийство сам, а затем наставил дуло в грудь Кая и нажал на спусковой крючок. – Сдохни, сука!..
Парню почудилось, что сердце у него остановилось и рухнуло в пятки. Он сорвался с места, лишь краем сознания понимая – все хорошо, выстрела не прозвучало, мерзавец истратил все пули на кривоногого. А затем Влад врезался в спину носатого, развернул за плечо и тотчас ударил того в нос. Чвакнуло. Брызнуло теплым и липким с отвратным соленым запахом, однако ему было уже все равно. Он бил и бил, видя себя словно со стороны. Думал, стоит твари упасть, не остановится, продолжит молотить ногами, пока от человека не останется кожаный мешок с отбитыми внутренностями и переломанными костями…