Пункт против пункта.
Вместо ставки на кровь и почву — полное привязывание государства к внешним мировым структурам, черпание режимом ресурсов выживания из внешней поддержки и внешнего признания.
Вместо тоталитарной техники власти — техника власти авторитарная, когда атомы не связываются ни в какую всеобщность, но им предоставляется порознь вертеться в атомарном их состоянии, лишь бы не вмешивались в дела власти, не препятствовали ей по своему усмотрению определять условия этого «верчения».
Наконец, вместо морально-политической нейтрализации противоречий — их предельная поляризация, общеизвестная игра на противопоставлении образа жизни одной десятой приобщившихся к мировому цивилизованному и девяти десятых не приобщившихся, оставшихся «при своих».
Причем авторитарная техника власти предназначена удержать общество в этом напряженном неравновесии, до бесконечности отсрочивая взрыв.
По правде, для государства, втягивающегося в миропорядок на неблагоприятных для него условиях, есть два пути: либо смиряться с положением вещей, когда в обществе выделяется верхушка, приобщенная к мировым стандартам, пользоваться авторитарной техникой власти для обуздания девяти десятых и гордиться тем, что играешь по правилам «мирового цивилизованного», — либо идти на бунт, который с высокой вероятностью придаст обществу фашистские черты.
Выбор страшный.
Во второй четверти века либеральная Европа и весь Запад были напуганы тем, что в их собственном, романо-германском ареале обозначилась такая «периферия», такой тип бунтующих наций. А потому после мировой войны были приняты все меры к тому, чтобы в Европе — а заодно и в Японии как ближайшей к США части «мирового приморья» — эти очаги погасить и абсорбировать подобные нации — внутри либерального «центра». Это было сделано.
Россию никто в таком качестве и на таких льготных условиях абсорбировать не будет, да и не смог бы. Потому надо признать, что при желании любой ценой закрепиться на окраине «мирового цивилизованного», перед Россией встанет выбор между двумя путями: путем компрадорским и путем фашистским.
Если мы поглядим, что пишут демократические эксперты вроде Миграняна, восславляя авторитаризм как форму перехода в лучшее состояние; что пишут люди, подобные моему старому соавтору Драгунскому, превозносящему общество, где армия, влившись в «цивилизованную» одну десятую, возьмется ее защищать от девяти десятых, оставшихся «при своих», — мы увидим отчетливо: выбор между этими путями стал определенным и близким.
И то, что Вадим Михайлович говорил насчет близнечности типов Гайдара и Жириновского, — это близнечность альтернативных путей, выбираемых внутри обозначенной ситуации, близнечность удовлетворенности ею и бунта против нее.