– Я сделаю это бесплатно, только взамен синдикат окажет мне одну милость.
– И какую же? – удивленно спросил Глава, едва не поперхнувшись, понимая, что ему только что почти подарили несколько миллионов золотом.
– Я хочу выжить, Мясник. Мне нужна клятва главы организации системе, что синдикат в ближайшее время, а это лет сто, не будет предпринимать попыток меня ликвидировать, либо удержать, а также воздержится от каких-либо других зловредных действий.
– Что же там такого в прошлом… похоже, ты не все сказал нам, Синюшник.
Огромный Богомол покачал своей большой башкой.
– Все, что мог, клянусь системой, все, что мог, глава синдиката, – очень проникновенно прошептал сыщик-от-бога.
– А-а-а идет! – махнул рукой, соглашаясь, один из самых опасных преступных авторитетов пояса миров. – Я, глава синдиката Ахас Мясник клянусь, что сто лет моя организация не будет предпринимать попыток ликвидации, удержания и каких-либо других зловредных действий против Эотта Синюшника. – И прокричал: – Прошу Великую Систему зарегистрировать мою клятву!
Еще не пропал повторенный эхом крик Мясника, как Потрошитель прошлого надел на свои тонкие пальцы какие-то непонятные перчатки, сплетенные из трав, и с осторожностью хирурга достал большой – с кулак – совершенно прозрачный кристалл, тихо на выдохе пояснил:
– Три года готовил, как раз для такого случая, – и он еще раз оглядел обозначения, висевшие в воздухе, видимо для перестраховки. – Кто хочет увидеть прошлое, прошу сюда, к стеночке. При проколе времени очень прошу не удивляться, мы просто сторонние наблюдатели, скрытые пеленой времени, шуметь, двигаться, а тем более говорить строжайше запрещено, это может привести к катастрофическим последствиям.
Нужно отдать должное синдикату, никто из присутствующих не ушел. Эотт осклабился, посмотрев на стоящих у стены, вытянувшихся по струнке, едва дышавших от предвкушения бандитов и выронил кристалл.
Прозрачная друза ударилась о каменное основание, подскочила и в помещении, словно что-то переключилось, кристалл завис в нескольких сантиметрах от поверхности. Несколько мгновений почти ничего не происходило, разве что сама друза прямо на глазах интенсивно наливалась синевой. И тут кристалл вдруг ощутимо для всех завибрировал, очень быстро усиливая эту зубодробительную тряску, попутно вбирая в себя все, что висело в воздухе: эти непонятные символы, надписи, стрелки. Взрыв – и в пыточную словно влили цистерну синей краски, она покрыла все: пол, стены, потолок, самих смотрящих, – теперь хотя бы стала понятна исходная прозвища Эотта.