Он угрюмо рассматривал знамена, пытаясь разобрать иероглифы на них. Позади процессии, как только она полностью проходила мимо, путники поднимались с колен и трогались дальше. Те, что шли в одну сторону с колонной, двигались следом, отстав на почтительное расстояние.
Все четверо чувствовали себя странно, сидя в седлах, так высоко над рядами бедно одетых коленопреклоненных фигур по обе стороны дороги, головы в пыли, зады выставлены к небу. Трое мужчин старались не замечать открывшееся их глазам бесстыдство, смущенные тем, что с ними дама, которая была смущена не меньше их.
Ряды самураев-знаменосцев неотвратимо приближались. Они шли двумя колоннами, примерно по сто человек в каждой, за ними были видны еще знаменосцы и более плотные шеренги воинов, окружавшие черный лакированный паланкин, который несли восемь истекающих потом носильщиков. Дальше снова следовали самураи со знаменами, потом те, что вели под уздцы вьючных лошадей; замыкала шествие пестрая толпа носильщиков, нагруженных поклажей. Все самураи были облачены в серые кимоно с одинаковым гербом: три переплетающихся цветка пиона; этот герб был изображен также на знаменах и круглых соломенных шляпах, подвязывавшихся под подбородком. За поясом у каждого были заткнуты два меча – один короткий, один длинный. Некоторые несли за плечами лук со стрелами. Небольшое количество самураев было вооружено мушкетами, заряжавшимися со ствола. Одни были одеты более богато и изысканно, чем другие.
Колонны воинов надвигались на них.
И тут Струан и его спутники увидели, что глаза всех самураев не мигая смотрят на них, и с растущей тревогой прочли в этих глазах и на каждом лице одно: клокочущую ярость. Струан первым оправился от шока, в который повергло их это открытие.
– Я думаю, нам лучше отъехать назад, подальше от…
Но прежде, чем он или кто-нибудь из них успел тронуться с места, молодой широкоплечий самурай нарушил строй и бросился к ним, следом за ним еще один. Они встали между европейцами и паланкином. Задыхаясь от злости, первый швырнул свое знамя на землю и обрушил на них поток ругани, прогоняя прочь. Неожиданность этой яростной вспышки гнева парализовала их. В колоннах самураев произошло замешательство, но лишь на секунду. Подхватив утерянный было ритм, они тем же мерным шагом двинулись дальше. Стоявшие на коленях люди не шелохнулись. Но сейчас надо всем повисла глубокая, тошнотворная тишина, нарушаемая только глухим топотом множества ног.
Самурай опять набросился на них с проклятиями. Кентербери стоял ближе всех к нему. Чувствуя, как его мутит от страха, англичанин послушно тронул шпорами лошадь. Но по недомыслию начал поворачивать к паланкину, а не в противоположную сторону. Самурай тут же выхватил длинный меч, издал пронзительный клич: