– Укроемся в кустах, отец Киприан. Тамо и пересидим день-два, – решил Илейка.
Еле вскарабкались по каменистому откосу от воды к зарослям лозняка. Отыскали укромное место под приметным вязом – в три погибели изогнули его ветра. Глянул на дерево Илейка, и почудилось – ну чисто нищеброд при дороге, тянется ветками к людям за подаянием. Илейка сделал монаху тугую повязку, надергал травы под бока, помог натянуть на распухшую ступню лапоть.
– Отлежись, отец Киприан, а в село я сам наведаюсь. Иргиз, сидеть здесь, – прикрикнул Илейка, видя, что пес вознамерился было увязаться за ним.
Почти одновременно с Илейкой, только с другого конца, в Троицкое наметом въехали четверо верховых стражников с ружьями. На церковной звоннице кто-то ударил в неурочный набат, всполошил ворон и жителей. К площади, на бегу запахивая кафтаны, спешили мужики. Обгоняя взрослых в ожидании чего-нибудь невероятного в однообразной жизни, бежала детвора.
– Что стряслось?
– Не к пожару ли сполох?
– Дыма не видно. Слышь-ка, не джунгарцы ли набег на завод учинили?
Вопросы слышались со всех сторон, ответов на них никто не давал. Илейка замешался в толпу у церкви, неподалеку от паперти, где с коней соскочили верховые. Трое тут же исчезли внутри святой обители, четвертый, откормленный, с выпуклыми рачьими глазами, оправил мешковатый синего сукна кафтан и пролаял в толпу, словно бы всех обвиняя в соучастии:
– Намедни бежали из-под стражи каторжные, поставленные к работам на Колыванский завод. Один из беглых – ваш односелец. Это он укрылся в храме! – И стражник плетью указал на колокольню, откуда продолжал падать на село набатный звон. Вокруг неслись сумбурные выкрики: кто ругал беглого, всполошившего село, кто стражников – нет чтобы завод от джунгарцев стеречь, так они своих людей, словно джейранов, по степи гоняют. Один из мужиков надрывным голосом взмолился:
– Люди добрые, пропустите! Христа ради! Сын мой Макарушка там! Пустите к нему!
Мужик локтем больно двинул Илейку в бок, протиснулся и упал на паперти, коленями в пыль, обессиленный. Стражник подхватил мужика и рывком поставил на ноги.
– Поспеши, Парамошка! Отговори сына от сполошного звона! Образумь не перечить властям и не булгачить народ. Ступай на звонницу! Чего обмяк, словно из кади упавшее тесто?
Парамон перекрестился и, споткнувшись о порог, пропал в темном проеме церковного входа.
Звон неожиданно оборвался, зато стали слышны крики перепуганных грачей в ветлах над Чарышем и глухие удары в закрытую дверь на колокольню.
В широком проеме звонницы показался молодой парень. Высунувшись наполовину, он оперся руками о подоконник. Верховой ветер трепал белые волосы, над селом по небу неслышно скользили серые кучевые облака.