Прошло несколько лет, и вспомнил повелитель об изгнанных, потому как сильнее и храбрее их не было во всем ханстве. И надумал он разослать гонцов во все земли искать, живы ли они еще, а может, уже зверье кости их поглодало в песках? И отыскались те воины, живущие в довольствии, но в безбрачии. Известили посланцы своего повелителя, что поселились изгнанники в привольном месте. Обрадовался повелитель и дал им звание «хоразим», что значит «имеющие мясо и дрова», да послал туда женщин из своего рода, повелев хорезмцам расплодиться премного и служить ему верно во всех его походах. А когда выросли сыновья у тех воинов, собрал из них престарелый повелитель сильное войско и без златогривого коня одолел ненавистного соседа, и перестал тот тревожить набегами его города и земли.
Потому-то хорезмийцы издавна почитаются среди окрестных народов за храбрых и искуснейших воинов.
* * *
Строения старого, почти заброшенного города Ургенча поразили самарян своим нежилым видом. Теснясь по узкой улочке, караван шел вдоль сплошной глинобитной изгороди, за которой располагались бедные жилища немногих горожан, потому как хорезмийцы мало живут в крепости, а больше в загородных имениях, – «хаули», где содержат большие участки фруктовых деревьев, поля, посевы хлопка и овощей.
Малыбай, пока ехали к центру города, успел объяснить, что у хорезмийцев богат не тот, кто имеет много земли или скота, как у киргизцев и россиян, а тот, кто имеет воду.
Воду за большие деньги пускают через арыки, поливают огороды, сады, поля, где выращивают пшеницу, просо, чечевицу, кунчару, какой на Руси вовсе нет, а здесь из нее делают масло. Скота не держат из-за отсутствия пастбищ, скот покупают у киргиз-кайсаков.
Самаряне слушали Малыбая, а сами дивились на непривычные глазу глинобитные строения чужого, первого на их пути города. Ханский дворец, две мечети, большинство домов живших когда-то здесь визирей, баев, купцов пребывали в ветхом состоянии, под обветшалыми крышами, с неугомонными сквозняками по нежилым комнатам и темным переходам. По немощеным, покрытым пылью улочкам бродили тощие ишаки, рвали подзасохшие былинки бурьяна, лениво помахивали хвостами, густо облепленными серыми репейниками.
Испуганно, завидев вооруженных казаков, скрывались за глухими воротами редкие прохожие, и только с высокой башни мечети надрывался немолодой уже хрипловатый голос муэдзина, созывая мусульман к вечернему намазу.
На ночевку самаряне и казанцы остановились рядом, против портала мавзолея Текеша, построенного, как пояснил Малыбай, еще до нашествия войск Чингисхана и разорения им древнего Урганича, после чего город так и не смог подняться и восстановить былую славу и величие.