На нем не было пиджака в клеточку, который он обычно носил при исполнении. И все же Майлз решил уточнить:
— С кем я сейчас разговариваю, Джимми?
— Еще раз?
Они стояли лицом к лицу.
— Ты на дежурстве? — спросил Майлз.
— Типа того. Обслуживаю частный вызов.
— Как твой отец когда-то.
— Ага, — закивал Джимми. — Старый мистер Хонас Уайтинг иногда нанимал моего папашу. Как-то поздно вечером недалеко от этого места, на котором мы стоим, я видел, как он превратил в месиво одного парня. Я был единственным свидетелем. Упрямый уродец. Чего-чего, а взбучки он мог бы избежать.
— А твоя мать? Она могла бы избежать побоев?
Минти ответил не сразу.
— Нет, — уныло сказал он. — Вряд ли. До вашего дома, наверное, много чего долетало, а?
— И мы не вызывали копов, а зря.
Эта фраза, по-видимому, разворошила воспоминания.
— Я тебе рассказывал, как однажды к нам явилась твоя мама? Жарким летним днем, все окна нараспашку. Мой старик набросился на ма, как порой случалось, когда она его доставала, и вдруг оборачивается, а посреди нашей гостиной стоит твоя мать, будто к себе домой пришла. Велела моему старику прекратить «сию же секунду» и больше никогда так не делать, иначе она сама прекратит все это. Она так и сказала, «сию же секунду». В руке у нее был молоток с острым концом.
Майлз без труда представил себе эту сцену. «Сию же секунду» было одним из любимых выражений Грейс. В бешенстве он видел ее раза два, не больше, но мог вообразить мать с молотком и Уильяма Минти, пятящегося на всякий случай.
— Кто знает, чем бы это закончилось, если бы ма не встряла, — усмехнулся Джимми. — Валяется она на полу с расквашенной губой, и вдруг видит прямо у себя в доме твою маму с молотком, и посылает ее куда подальше, мол, не суйся не в свое дело. А все потому, что твоя мама была такой красавицей, и мою это страшно пугало, она опасалась ее даже больше, чем отца. — Джимми помолчал. — Она ничего тебе об этом не рассказывала?
— Абсолютно ничего.
Джимми пожал плечами:
— Да хрен с ним, с прошлым, что толку в нем копаться, так ведь? — И поскольку Майлз не поделился своими соображениями насчет обоснованности такой позиции либо ее разумности, Джимми продолжил, сощурившись: — Мой паренек, Зак, подумывает уйти из футбольной команды, ты в курсе? Я стараюсь, отговариваю его, но не знаю. Тренер больше не ставит его в игру, так что, может, парень и прав? Какой смысл? И вся эта фигня в газетах про то, что он грязно играет. Похоже, теперь все считают его плохишом. Твой дружок, директор, пытается навесить на него вину за то, что случилось с той старухой, которую они нашли.