потому что «здесь» оказалось для него местом неподходящим. Она чувствует то же, что должны были чувствовать ученики Христа. Они не желали, разумеется, чтобы его распяли, но как же им, наверное, полегчало, когда могилу завалили камнем, накрепко запечатав все, что с ними произошло, дабы они смогли вернуться к ловле рыбы, в чем они знали толк, в отличие от ловли человеков. Неудивительно, что позднее они не узнали его на дороге в Эммаус. Не хотели узнавать, не более чем хочет Тик вновь впустить этого несчастного мальчика в свой мир.
Кроме беспорочности, во всем остальном Джон Восс на Иисуса, конечно, не похож. Чем он всегда был, как не молчаливой, угрюмой, злобной обузой, которую никто не жаждал взвалить на плечи? Не считая ее отца, взявшего Джона на работу, и саму Тик, проявившую к нему участие — правда, не по своей воле, — единственным человеком, кто заботился о нем, была его бабушка, и он отплатил ей за доброту, выбросив ее безжизненное тело на свалку, словно протертый ковер. Нет, его исчезновение было избавлением, развеявшим, пусть и не до конца, жуткое впечатление от его поступка. Верно, в течение пяти дней все графство Декстер искало Джона Восса, но, если начистоту, никто не надеялся его найти. Существует ли для этого термин? — задумывается Тик. Когда что-то ищут в надежде не найти? Втайне вы радуетесь пропаже, и если лично вас не обвиняют в случившемся, то зачем это «что-то» возвращать обратно?
Джон Восс целенаправленно шагает к Синему столу и останавливается в нескольких футах от Тик, обнаружив, с раздражением несомненно, что сесть ему некуда. На следующий же день после его исчезновения стульев за их столом убавилось на один, в этом, понимает Тик, проявилось всеобщее тайное желание. Миссис Роудриг, отмечает Тик, поднялась из-за учительского стола и явно прикидывает, стоит ли ей двигаться с места. Все прочие просто ошалело таращатся.
Ни на кого не глядя, Джон с глухим стуком кладет на стол свернутый продуктовый пакет. Теперь, когда он приблизился, Тик чувствует его запах. От него воняет так же, как воняло в сентябре, пока он не начал работать в ресторане. Одежда отсырела, к ней прилипла грязь, волосы спутаны, и из них торчат засохшие листья и обломки веток. В классе тишина. Левой стороны своего тела Тик вообще не чувствует. Она тянется к рюкзаку, где в боковом кармане, рядом с канцелярским ножом, лежит сэндвич; она приносит его с собой каждый день на тот случай, если парень появится.
Первым обретает дар речи Джастин Диббл.
— Эй, Джон, — говорит он как ни в чем не бывало, словно они просто оба пришли на урок рисования, — что у тебя в пакете?