Кирилл вдруг поставил точку и надолго задумался, что мысль его оставила за собой многоточие.
— Мы с тобой это уже обсуждали? Или у меня дежавю?
— Все может быть. Мы же на орбите, — усмехнулся Мефодий. — Согласен с твоей мыслью. Связи многое решают, но и технологии, передовые.
— Настолько передовые, что готовы всех передавить. Технологии — они в голове. Нейронами своими надо заниматься, а не амбициями жонглировать, — раздухарился Кирилл, чувствовалось его раздражение. — У всяких воспитанных нейронов, как и у Нерона, после периода деспотии и произвола появляется тяга к искусству. Помнишь Нерона?
— Да, хороший был деспот.
— Да что далеко ходить, вспомнить хотя бы Наполеона и Гитлера. Все тащили к себе в нору. Знали, что не деньги представляют ценности, а ценности разыгрывают представление, война — спектакль, для них спектакль, для людей — горе, а деньги только декорации к нему, даже не деньги, а искусство.
— Эти из какого полушария? — снова ощутил пробелы в истории Мефодий.
— Из восточного. Тоже были неравнодушны к шедеврам. А может, шедевры пытались выровнять их души. Откуда им было знать, что у этих души не было и не могло быть, хоть посади в янтарную камеру.
— У людей к искусству давно уже отношение искусственное. Музеи не греют, — ответил за все человечество Мефодий.
— Правильно, сегодня людям хочется выражаться, создавать собственное видение вещей. Искусство — это то, что заставляет человека выстраивать новые нейронные связи. Хе-хе, — начал приходить в себя Кирилл. Настроение его поднималось, словно искусство служило тому возбудителем.
— Вот почему ты так неровно дышишь к Нерону?
— Ты записывай, записывай, студент. Но прежде искусства — любовь к народу или хотя бы уважение.
— Это понятие растяжимое. Тут все должно быть взаимно. Бескорыстно, а то потом растяжение, растяжки и лицо все в баннерах: «Я лучший. Берите!» С таким отношением к народу можно самого себя забанить, — усмехнулся Мефодий. — Эх, сейчас бы в баньку.
— Не забанят, народ слишком зависим. Спа-спа-спасибо, прямо из Спа должны сказать ему за это те, кто руководит, — рассмеялся собственной находке Кирилл. — А в баньку — это легко. Заодно послушаем, что народ говорит.
* * *
Кирилл с Мефодием продолжили разговор на верхней полке в парилке, завернутые в простыни. У обоих на лицах выступила роса и жаркий румянец покрасил щеки.
— Люди не понимают простых вещей: если ты отдаешь голос, значит становишься безголосым сам. Сиди жди, пока вернут. Если вернут. Был у тебя баритон, а вернут фальцет или вообще дискант. Ходи потом кастратом.