«Авианосец» двигался значительно быстрее дирижаблей. Я прикинул на глаз — километров сто — словно биплан начала века. Наш С-46 мог летать раза в три. Но это было единственным нашим преимуществом, вооружением похвастаться мы не могли. Так что приходилось выкручиваться.
Я прикинул размер палубы летающего корабля — должно получиться. Делать точные расчёты не стал, пусть мозг сам справится с задачей. Взял управление на себя и начал сбрасывать скорость. Да, опасно. Если С-46 свалится в штопор, вывести из него я не смогу — это не военный самолёт.
И вот всё ближе и ближе махина летающего корабля. Вижу длинную палубу с рубкой и пулемётом на крыше, ощерившиеся пушками борта.
Пространство вокруг нас заполняют яркие вспышки. Самолёт трясёт от взрывной волны, но я лишь сжимаю челюсти и не меняю курс.
И вот уже под нами проносится палуба «авианосца», а я отжал рычаг сброса бомб. Сердце уже колотится на уровне горла, рубашка прилипла к спине и задница вся мокрая от пота. Только бы не промахнуться — цель так мала, проще попасть в коробок спичек из оптической винтовки с расстояния в километр.
Мгновения кажутся вечностью.
Взрыв, ещё один. Я поднимаю транспортник выше, с лёгким креном ложусь на вираж и вижу, как под нами огромная махина раскалывается пополам, объятая ярко-оранжевым пламенем сваливается куда-то вниз в густой кисель облаков.
Два оставшихся дирижабля приближаются, поливая нас огнём из пушек. Будто сухой горох барабанит по обшивке, но даже пушки нипочём нашему мастодонту из Второй мировой. Нет на нем брони, но сделан он на совесть. Недаром С-46 служили так долго и особенно в Арктике, где даже лютые морозы и штормовые ветра не помеха этому трудяге.
— Слишком близко! — отчаянный голос Глэдис вырывает меня от размышлений, и я вижу, как угрожающе нарастает серебристое тело.
Кажется, вот-вот столкнёмся. Но знаю — это обман зрения. На самом деле запас есть, пусть и небольшой. Ощущаю это своим звериным чутьём — не могу иначе это назвать.
Я вновь закручиваю ручку пулемёта, она скользит в моей ладони, отдача швыряет на спинку спинке кресла, вжимает. Пули злыми осами впиваются в дирижабль, лопаются баллоны внутри оболочки. Аппарат, потерявший все свою королевскую грацию и изящество, смахивает теперь на дыню, изъеденную гнилью. Но не сдаётся — отфыркивается кусачими пулями, они бьют по обшивке транспортника, срывая краску.
Я решительно отдаю штурвал влево — медленно и неохотно С-46 начинает отворачивать. Скрежет раздирает душу страхом на куски. Задели, задели крылом!
Но это добивает врага, лопается последний баллон и ставший беззащитным дирижабль камнем падает вниз.