Теперь Териан не мог оторвать от них взгляда — или от её бюстгальтера, который явно был французским.
— Gaos, — пробормотал он. — Не я один изменился, Нара.
Она широко ему улыбнулась.
При виде того, как она смотрит на него ничуть не виноватым взглядом видящей, его член затвердел ещё сильнее.
Они уже прикрыли одеялом Ревика на диване.
Териан несколько минут потратил на то, чтобы привести своего друга в порядок после того, как Реви' стошнило у входа в здание. К счастью, он пришёл в себя ровно для этого и ни для чего большего.
Вопреки запаху, Териан порадовался, что Реви' стошнило именно в тот момент.
Теперь у него не только имелась надежда, что его друг проспит всю ночь, но ещё и меньше поводов для беспокойства, что его друг может задохнуться во сне, если Териан оставит его одного.
Териан умудрился влить в него немного воды перед тем, как он во второй раз закрыл глаза. Теперь Реви' лежал на боку, отключившись, без ботинок и рубашки. Его черные волосы были влажными, прилипшими к шее и голове, но более-менее чистыми.
Териан видел, как Нара смотрела на тело Реви', пока тот спал.
Ревность пронеслась сквозь него, пока он наблюдал за её взглядом.
Она почувствовала это настолько, чтобы рассмеяться, затем принялась снимать с себя одежду — что отвлекло Териана от иррационального прилива собственничества, завладевшего им в те несколько секунд. Ну, в итоге это его отвлекло. То чувство поначалу задержалось в свете Териана, заставив его нахмуриться.
Женщины любили Реви'. Всегда любили.
Ему придётся привыкнуть к этому, если он заберёт Нару с ними.
К слову говоря, ему придётся всерьёз побеседовать со своим другом, когда тот проснётся, потому что Реви' любил пофлиртовать. Странно, но в состоянии депрессии, как сейчас, он ещё сильнее склонен к этому — так что Териан намеревался кристально ясно дать понять другому видящему, что Нара недоступна.
Как только она сняла платье, он совершенно забыл о своём друге.
Её изгибы приобрели пышность, как случалось у женщин-видящих после восьмидесятого года жизни.
Она также стала выше.
У Нары, которую он помнил со школьных лет, были мальчишеские бедра, почти полностью отсутствовала задница и грудь, а руки и ноги походили на палки, потому что в те дни, в конце Первой Мировой Войны, никогда не хватало еды. Она была тоненькой и миниатюрной, гибкой и шустрой на своих ножках, с резким смехом, улыбкой и большими глазами. Она была взрывом света, и чем-то большим.
Она была красива для него тогда.
Она всегда была для него красивой — но она не выглядела как взрослая женщина-видящая.