Эх, чудачка, не с того ты принялась наводить порядок, подумал я с горечью. Начала с цветочков, а надо — с расстрелов… Не сказал ей об этом. Не захотел бить по крыльям. Пусть девочка летает. Разбить иллюзии легко, ты попробуй потом их восстановить, если припрёт. На таких людях — с иллюзиями — держится мир, они как гвозди: вытащи из стены, и мир посыплется…
— Мы с Радием когда-то были простыми патологоанатомами, — продолжала она. — И всегда он был без нервов, меня это поначалу восхищало. Не ворчал, не увиливал, вскрывал кого и что угодно. Бывало, из «грязной» секционки не вылезал, если дело требовало… Я о чём хочу сказать? Мы все здесь, хоть и с крепкими желудками, толстой корой покрытые, но, например, с тухляками работать не любим. А также, если есть возможность, пытаемся устраниться от работы с маленькими детьми, тем более младенцами. Отходнячок потом малоприятный, его не видно, но есть. А Радий называл младенцев «огурчиками» — и вся реакция. Не видел различий между тритоном и ребёнком. Автомат, машина. Оживлялся только со свежими трупами, которые ещё теплые…
— А в последнее время? — направил я беседу, куда нужно.
Настойчивые намёки на то, что Радик был социопатом, меня не беспокоили. Во-первых, я знал его тыщу лет, во-вторых, все патологоанатомы, с кем я имел дело, — люди со странностями, иногда с такими, что в голове не умещается (иначе я не представляю, как можно выдержать такую работу), и сама Юля — не исключение.
— В последнее время? Вскрывал нечасто, начальник же.
— Но вскрывал?
— Обязательно. Иногда и в подвал спускался. Администратору, чтобы остаться врачом-специалистом, нужно иметь определённое количество часов практики, иначе он теряет квалификацию и превращается в простого функционера.
— Когда последний раз резал, помните?
— Надо журнал посмотреть… Хотя…
Тон моей собеседницы изменился. Что-то этот поворот темы значил для неё, что-то крайне неприятное.
— Понимаете, Сергей, из-за истории с Франковским нас в последнее время проверяют, очень трудно работать. Но если выяснится, что бывший руководитель, как бы вам объяснить… с нас кожу, понимаете, будут медленно снимать, конкретно с меня, как нового завотдела.
— Вы не рассказали Льдовой что-то, как вам кажется, важное? — участливо спросил я и взял её руку в свои. Она не заметила этого. Рука врача Беленькой была холодной.
— Аллочка — замечательный человечек, но и она в любом готова увидеть преступника. У нас своя профдеформация, у вас своя.
— Аллу убили, — сказал я буднично. — Часа два назад.
Юля застыла. Не расспрашивала, что да как, хватило самого факта.