Ладно, отложим…
…В дальнем углу зала был сооружён второй этаж, туда вела лестница вдоль стены. Этаж маленький, но полноценный, высота потолка позволяла разгуляться. Полагаю, там Радик устроил спальню. Кладовка — под ней.
Оттуда Вика и вернулась.
Без инструмента: то ли не нашла, то ли забыла, за чем ходила. И, такое впечатление, опять клюкнула, добавила где-то по пути. Или это предыдущие порции медленно просачивались в мозг? Впрочем, что-то она ещё соображала, если среагировала на мою подколку. Я встретил её рифмой:
— Раздолбана витрина, гуляет Викторина!
— Я теперь «Викторетта», на испанский манер, — поправила она меня. — Так приличнее. У родителей были проблемы со слухом, а главное, со вкусом.
— А Викторина, это…
— Это в псевдоитальянском стиле.
— Я слышал, появилось новое красивое имя, похожее на твоё: Википедия.
— О-о, на это бы я даже кошке запретила откликаться.
— У тебя есть кошка?
— Была в другой квартире.
— И что с ней?
— Выбросила из окна, гуляй где хочешь. Надоела.
— Главное, чтоб дочка не надоела, выбросить-то недолго.
Она запнулась на полузвуке, хотела что-то другое сказать.
— Сначала сбагрить её «на юга», — добавил я, — потом бросить под крылышко бойфренда…
В женщине словно переключатель сработал:
— Он мне будет говорить про дочку? Да как ты смеешь!!! Ты!!!
— Викуля… Викторетта… Прости, ляпнул. Пытался шутить, но не умею.
— Нет у неё никакого бойфренда!
— Нет так нет. Я видел твою Марину, хорошая девчонка. Меня удивляет, за что она деда Радика невзлюбила? Вроде всё в порядке у них было, называла себя его любимой птичкой, и вдруг…
— Ты сбрендил, дядя Серёжа? Марина обожает дедушку!
Отчего-то в её речи прибавилось восклицательных знаков. Похоже, нужная тема была найдена.
— Ну как же обожает? Написала ему на фотке, что никогда его не простит. За что, спрашивается, не простит?
Внезапно она расхохоталась.
— Попали пальцем в небо! С-сыщики… Видела я ту фотку. Там не дедушке подпись, а папаше! Биологическому отцу, как вы у себя выражаетесь.
— И почему подпись такая… резкая? Ты ж, надеюсь, не рассказывала ей… ну, про то, что тебя…
Вика опустилась на пол, села, прислонившись к бару. Закурила дрожащими пальцами.
— Почему не рассказывала? Рассказывала. Однажды перебрала, мы поссорились… Много пью, блин…
Много пьёт, но это фигня, в любой момент может бросить (на секунду она расправила крылышки). Ну да, открыла дочери глаза, каким образом дети иногда появляются на свет. Надоело про Каганера вкручивать, который был романтичным слабаком. А если не про него, то не про космонавта же, промахнувшегося мимо орбиты, не про мента, павшего в неравном, один к ста, бою с бандитами? Марина приняла новость стойко («моя девочка!»), мало того, умудрилась разыскать этого «папашу»! Уж какими путями она ходила, по каким помойкам ползала, не призналась, хоть мать её и выспрашивала, но — разыскала. Тот, видите ли, не знал про существование дочери, и в нём, как по волшебству, проснулись отцовские чувства. Они даже за спиной матери отношения завели, встречались иногда… Вот и подарила Марина ему свою фотку на память, написав на обороте правду. «Мы, Франковские, всё помним и ничего не прощаем», — с гордостью подытожила Вика.