– А не проще ли вовсе о ней не думать? – спросила Джулия, делая еще одну длинную затяжку.
– Только не сегодня, – ответил Патрик, задетый ее эмалевой непробиваемостью.
– Да-да, конечно, не сегодня, – сказала Джулия, ощутив его отдаление. – Не сейчас, потом, позже…
– Те, кто любит говорить «возьми себя в руки» или «не бери в голову, жизнь продолжается», сами не имеют такого непосредственного опыта, хотя и ругают за его отсутствие тех, кто занимается самокопанием, – заявил Патрик напыщенным прокурорским тоном, к которому прибегал всякий раз, когда оправдывался. – «Не брать в голову» означает всего лишь призрачно следовать бездумным привычкам. То, о чем стараешься не думать, продолжает оказывать на тебя влияние.
– Каюсь, Ваша честь, – сказала Джулия, смущенная искренностью Патрика.
– Можно ли жить непринужденно, реагировать на все спонтанно, рефлекторно? Нам это неизвестно, но мне очень хочется попробовать.
Джулия недоверчиво хмыкнула – странный проект Патрика ее, очевидно, не соблазнял.
– Прошу прощения, – прозвучало за их спинами.
Патрик обернулся и увидел прелестную официантку. Он уже забыл, что влюблен в нее, но сейчас им с новой силой овладело желание.
– Привет, – сказал он.
Оставив его без внимания, она обратилась к Джулии:
– Прошу прощения, но у нас курить запрещено.
– Ах вот как, – сказала Джулия, затягиваясь сигаретой. – Я не знала. А почему нельзя? Мы же на улице.
– Официально это часть территории клуба, а в клубе курить запрещено.
– Ясно, – кивнула Джулия, продолжая курить. – Ну, тогда не буду.
Она сделала еще одну глубокую затяжку, бросила окурок под ноги, наступила на него и вошла в зал.
Патрик ждал насмешливо-сочувственного взгляда официантки, но та, не глядя на него, вернулась к столу.
Бестолковая официантка. И Джулия тоже бестолковая. И Элинор была бестолковой. Даже от Мэри никакого толку не дождешься, из-за нее придется возвращаться в свою каморку в безутешном одиночестве.
На самом деле виноваты были не женщины, а его представление о их всемогуществе, мысль о том, что они обязаны ему помогать. Надо бы помнить об этом в следующий раз, когда его разочарует очередная бестолковая сука. Патрик хохотнул про себя. Он словно бы обезумел. Казанова – женоненавистник; Казанова – голодный младенец. В прогнившей сердцевине преувеличения прячется неполноценность. На его отношение к женщинам благопристойно опустилась вуаль недовольства собой, не позволяя глубже исследовать эту тему. Недовольство собой – слишком легкий выход из положения, надо от него избавиться и позволить себе остаться безутешным. Суровые требования, скрытые в слове «безутешный», напоминали прохладную воду после высохшего оазиса утешения. Ох, поскорее бы вернуться в свою каморку. Безутешным.