– Джулия! Привет, я тут.
– Меня попросили тебя найти, – сказала она, осторожно ступая по неровной земле оливковой рощи. – Ты что, прячешься?
– Не от тебя, – ответил Патрик. – Подойди, присядь на минутку.
Джулия села, и они вместе прижались спинами к раздвоенному стволу.
– Уютненько! – сказала она.
– Я с детства тут прячусь – странно, что до сих пор не просидел в земле яму…
Патрик умолк. Признаться ей? Или не стоит?
– Ночью я стоял под твоей дверью – в четыре утра.
– Что же не вошел?
– А ты была бы рада меня видеть?
– Конечно. – Джулия нагнулась и чмокнула его в губы.
Патрик сразу воодушевился и представил: он, молодой, катается по земле среди острых камней и сухих веток, мужественно хохоча над комарами, впивающимися в его обнаженную плоть.
– Что тебе помешало? – спросила Джулия.
– Роберт. Он вышел в коридор и увидел меня под твоей дверью.
– В следующий раз не стой под дверью.
– А будет следующий раз?
– Почему нет? Тебе одиноко и скучно, мне одиноко и скучно.
– Бог мой, – сказал Патрик, – какая выйдет чудовищная концентрация скуки и одиночества в одной комнате, если мы встретимся.
– А может, у них противоположные заряды и они друг друга нейтрализуют.
– Твоя скука заряжена положительно или отрицательно?
– Положительно. И я абсолютно, положительно одинока.
– Что ж, тогда ты права, – улыбнулся Патрик. – В моей скуке есть что-то очень отрицательное. Надо провести лабораторный эксперимент в контролируемых условиях и посмотреть, чем это закончится: полной нейтрализацией скуки или перегрузкой одиночеством.
– Слушай, я должна вернуть тебя за стол – и как можно скорее, – сказала Джулия. – Иначе все решат, что у нас интрижка.
Они поцеловались. С языками. Патрик и забыл про языки. Он чувствовал себя подростком, который спрятался с подружкой за дерево и учится целоваться. Патрик ожил – чувство было потрясающее, даже мучительное. Вся его затаенная тоска по близости хлынула в руку, которую он положил на живот Джулии.
– Вот только сейчас меня не заводи, – сказала она. – Имей совесть.
Они со стоном поднялись.
– Когда я уходила из-за стола, приехал Шеймус. – Джулия отряхнула юбку от пыли. – Сразу взялся за Кеттл – вводит ее в курс дел.
– А что Кеттл?
– Мне кажется, она прониклась к нему теплыми чувствами – назло тебе и Мэри.
– Конечно. Я не удивлен. Если бы ты не пришла и не выбила меня из колеи, я бы и сам догадался.
Они направились к каменному столу, стараясь не слишком улыбаться и не слишком хмуриться. Патрик явственно ощутил, как возвращается под микроскоп семейного внимания. Мэри ему улыбнулась. Томас радостно раскинул руки. Роберт молча смотрел – умно, пугающе, проницательно. Патрик подхватил Томаса и улыбнулся Мэри, думая: «Можно улыбаться, улыбаться и быть мерзавцем». Потом он сел рядом с Робертом, чувствуя себя как на защите заведомо виновного клиента перед несговорчивым судьей. Роберт все видел и все замечал. Патрик восхищался его умом, но, в отличие от Томаса, который устраивал его депрессии короткое замыкание, Роберт внушал ему мысли о подспудной неизбежности деструктивного влияния родителей на детей – точнее,