– Могу тебя с собой захватить. Заодно и твой день рождения отметим. Я ж тебя на самолёте ещё не катал.
– Перебьюсь как-нибудь.
– На тебя не угодишь.
– Угодишь. Если захочешь.
– Рассказать анекдот?
– Нет.
– Ты меня совсем не любишь.
– Разве тебя можно не любить? Такого шикарного фраера? Только анекдоты твои дурацкие слушать не хочу. И в Амстердам не хочу.
– А чего хочешь?
– Замуж хочу.
– Фигассе!
– Ага. – Валентина Григорьевна нажала отбой и заплакала.
В юности в отношениях во главе угла стоял секс, а потом уже «поговорить». С возрастом это как-то уравновесилось, а со временем и просто перекосилось в это самое «поговорить». Эх, если бы не случилось с ней того злосчастного грехопадения в Эмиратах. Оказалось, и секс в её возрасте может быть ничуть не хуже, чем раньше.
Вон, доктор ей выдала рекомендацию завести себе молодого мужчину. Мол, фигура у Валентины Григорьевны всем на зависть, не у каждой молодой такая. Ну, да! У нынешних молодых через фастфуд задница на всё тело разрослась. Так и молодые мужчины все как на подбор с пузами. Ну, нафига он ей нужен? О чем с ним говорить? Вот опять это пресловутое «поговорить»
Да, она постарела. И как бы ни хорохорилась, ни «билась лбом о железную старость», приходилось признавать, что возраст берет своё. Впереди одинокое сползание в немощь, дряхление и смерть. И никакого секса и «поговорить». Как она мечтала, что рядом с ней на этом страшном пути окажется дружеское плечо, крепкая рука. И не надо решать никакие её проблемы. Она сама всю жизнь свои проблемы решает. Нужно просто быть рядом.
Так что приходилось признать, что в свои шестьдесят три года Валентина Григорьевна хотела выйти замуж, как никогда ранее. И как никогда ранее она понимала, что хочет выйти замуж не за кого попало, а за совершенно определенного человека. Ведь с кем ещё можно поговорить о том, о сём, как не с таким вот законным супругом?
Нужно и в самом деле стать настоящей бабушкой, может тогда эти дурацкие мысли из головы, наконец, и вылетят.
* * *
Вот как так получилась, что она влюбилась в совершенно постороннего человека, которого раньше и вовсе не замечала? Скажи ей несколько месяцев назад, что всё так обернется, она бы сильно повеселилась. Мама говорит, что, наверное, это случилось, когда он лежал там, на цементном полу окровавленный и беспомощный. Ведь женщинам обязательно нужно кого-то спасать и жалеть. Не зря говорят, жалеет, значит любит. Или это его квартира так на неё повлияла? Что-то там такое было, что тянуло её туда, как магнитом. Она даже пару раз переночевала там, пока он лежал в больнице. На диване в его кабинете с мурчащей Глафирой под боком. Почему-то это место хотелось назвать домом. Там всё было какое-то особенное, как специально приспособленное для Даши. Казалось бы ничем не лучше, чем у них с мамой, или у бабули. Но до того, как она попала к Валере в дом, Даше было полностью по барабану, где жить. С мамой, так с мамой, с бабулей, так с бабулей. А теперь ей вдруг нестерпимо захотелось иметь собственное место и именно такое, как вот здесь, у Валеры. Или она окончательно влюбилась, когда прочитала его книги? Они все совершенно точно были написаны для неё и даже немножко про неё. А может, когда искала по всей квартире те самые «шорцы» или «труселя», которые ей велела принести в больницу смешная грозная медсестра. Никогда бы не подумала, что мужские трусы могут произвести на неё такое впечатления. Но они именно, что произвели, это самое впечатление. Аккуратно сложенные, красивые, и наверняка модные. У него всё было модное, а она почему-то раньше ничего такого не замечала. Она вообще ничего не замечала. Ни то, какой он привлекательный внешне, ни то, какая у него улыбка хорошая, ни то, как к нему тянутся люди. Ведь не зря в торговом центре все его знали, а уж когда после взрыва, прошёл слух, что Даша его жена, она мгновенно ощутила, как к ней изменилось отношение. С привычно безразличного на дружеское со стороны одних, и настороженное со стороны других. Провизор Галина рассказала, что некоторые девушки, оказывается, имели на него серьёзные виды.