— Если ты и дальше будешь угрожать мне расправой, придется тебя связать, Бон-Бон, — поддразнивает муж и опускает ладони ниже.
Гладит мой живот, посылая под кожу бархатные волны предвкушения. Не могу ждать, сама подставляюсь ему навстречу, и краешком не до конца утонувшего в вожделении сознания вдруг замечаю, что мой Цербер ухмыляется, словно победитель, взявший не только главный приз, но и новый Мировой рекорд. Злюсь от нетерпения и все-таки стучу его кулачками по груди, и добиваюсь желаемого: Рэм кладет руку мне между ног, одним поглаживанием между напухшими от возбуждения складками сводя на нет мои попытки вести эту партию.
— Сегодня, малышка, ты будешь лежать на спинке и отдаваться, как последняя шлюшка, — низкой и обещающей интонацией говорит Цербер.
— Обойдешься, — огрызаюсь я, но лишь для того, чтобы спровоцировать его снова.
Ничего не могу поделать со своим желанием снова и снова быть им покоренной, поставленной на колени и послушной. В повседневной жизни мы навсегда останемся полноправными партнерами, но в постели я хочу быть его рабыней, его Малышкой Бон-Бон, с которой он играет, когда и как вздумается.
— Боюсь, что я не расслышал твоих последних слов, — как бы сокрушается он, одновременно сдвигая в сторону трусики и проникая пальцем в мою влагу.
Мне ни капельки не стыдно, я открыта перед ним так сильно, как только может быть открыта женщина перед мужчиной, в чьей любви ни на миг не сомневается, и в чьих глазах каждую минуту видит свидетельство того, что она — самое прекрасное, что он видел.
Я выгибаю поясницу, отчаянно сучу ногами: наверняка завтра на колени будет жалко смотреть, но это будет только завтра, а пока я добровольно тону в страсти и желании, и хочу получить так много, как только смогу. Сегодня наша первая ночь. Она будет идеальной.
— Ты такая жадная, малышка, — на выдохе бормочет Рэм, продолжая осторожно гладить меня по влажным лепесткам, изредка задевая клитор, из-за чего я брыкаюсь и срываюсь на громкие стоны. — Просто разрываешься меня своим видом.
Я хочу сказать, что я и сама готова взорваться, но не могу, потому что забыла все слова. В голове крутится только бесстыжие фразочки, которые бы точно украсили фильм для взрослых. «Хочу, чтобы ты меня трахнул, муж, и хватит нежничать!» — кричу ему одним взглядом, потому что из горла вырываются лишь вздохи и стоны. Рэм так нежно потирает мой клитор, что между ногами становится горячо и до боли остро. Хочется одновременно и сбежать, и дальше добровольно подвергаться этой пытке.
— Вообще с тобой голову теряю, — немного злится Цербер, и я его понимаю, потому что тоже самое верно и для меня. — Хотел превратить тебя в растаявшее ванильное мороженное, но сейчас просто лопну к чертям.