— Ответ, Бон-Бон.
— Да, да, придурок, училась! Господи, пожалуйста… Я хочу…
— Значит ли это, что в качестве награды за терпение меня ждет обещанный сладкий рот? — посмеивается Рэм, и, подтягивает меня за талию, практически насаживая на свой палец.
Чувствую себя совершенно феерично: раскрепощенной, освобожденной, наполненной. Хочу больше, хочу его в себе, хочу быть к черту распятой моим альфа-самцом!
— Завтра, малышка, я весь твой, — говорит он, и так я понимаю, что последние слова выкрикнула вслух.
Ну и плевать, мы оба сходит с ума друг от друга, и за закрытой дверью будем делать все, что захотим. А я собираюсь сделать с ним очень, очень много развратных вещей.
— Давай, отдай мне себя, карамелька, — требует он и на этот раз больше не осторожничает.
Поглаживания становятся такими сильными и быстрыми, что за считанные секунды мое тело превращается в ракету. Я дрожу, готова плакать и смеяться одновременно, и когда мой доберман прикусывает мой второй сосок, в груди рождается огненное торнадо. Оно рушит все, что было до этого момента: стирает, выжигает терпение и стыд, захватывает в плен — и поднимает к небу.
Я где-то там, кричу, всхлипываю, и ругаюсь.
Господи, я ругаюсь?!
— Хорошо, хорошо…! — разрывает горло крик. Хочу отодвинуться, потому что удовольствие слишком велико, но Рэм держит крепко, хоть теперь его пальцы движутся мягче, осторожнее. — Хочу, чтобы трахнул меня языком!
Хватаю его за щеки, наплевав на то, что это может быть больно и жадно, до одури, впиваюсь в его губы. Наши языки трутся друг о друга, ласкаются, словно две ядовитые змеи.
Оргазм все еще хлещет меня сладостью, когда Рэм разрывает наш поцелуй и практически вталкивает мне в рот большой палец. Жадно цепляюсь в него зубами, облизываю, посасываю, словно леденец.
— Блядь, еще, — стонет доберман. Теперь уже он дрожит, и кажется в шаге от того, чтобы отдаться мне на милость. И это заводит так сильно, что я чувствую себя настоящей соблазнительницей. Непередаваемые ощущения.
Я готова смотреть на него такого часами: как он прикрывает глаза, морщится, как будто ему больно и безумно хорошо одновременно, как дрожат его ресницы, когда я прикусываю палец чуть сильнее. В той позе, в которой я сижу на своем добермане, я как никогда остро ощущаю, что мои действия ему приятны — даже слова не нужны, но мне так хочется его слов, его откровенных признаний. Хочется, чтобы этот мужчина обнажил душу, стряхнул лоск и разделяющий нас жизненный опыт и показал себя настоящего. Почему я так уверена, что под красивым фасадом скрывается что-то стоящее? Потому что я просто не могла потерять голову от пустоголового эгоистичного нарцисса.