И именно в таком порядке. Сначала — служить России. И лишь затем — Императору, самодержцу, помазаннику Божьему! Когда Николай осознал, что он для Михаила — обычный человек, хоть волею судеб и самый главный начальник, ему стоило большого труда не дать внешне проявиться весьма неприятному удивлению от такого алогизма.
В собственном его сознании место Государя находилось не во главе народа, а где-то там, много выше, — между народом и Богом. В этом он был убежден с молодых ногтей. И все эти десять лет на троне, чем дольше он царствовал, тем самоувереннее чувствовал себя все ближе и ближе к Небу.
К началу войны он был уже совсем не тем робким молодым человеком, который после кончины отца явно страшился престола, ища поддержки у друзей, родни и невесты, по-человечески еще мало знакомой ему девушки. Ведь влечение страсти и пылкая влюбленность туманят разум идеалом, но никак не заменяют прожитых вместе лет, пройденных дорог и выстраданных бед…
Чем выше возносишься, тем больнее падать. Когда «хозяин земли Русской» внезапно осознал, какая мрачная бездна разверзлась впереди, во многом благодаря его собственной гордыне, Николая обуял ужас куда больший, чем тогда, в Ливадии у гроба почившего Государя-отца.
Проводя в поисках выхода ночи в молитвах и смятенных думах, самодержец то цеплялся за мысль о новой деспотии, то готовился искупить свои ошибки отречением и монашеством. Но, в итоге, свыкся, наконец, с неизбежностью упорной и кропотливой работы на пути, предложенном ему Вадиком и его друзьями. Тугодумом Николай не был. А если отринуть мистику, то разум так же был за то, что предложенный иновремянами путь выживания и России, и его семьи, был вполне реализуем. Теоретически.
Их логика, их знания беспощадно убеждали, что трехвековой догмат о незыблемости самодержавных порядков, рассыпается как карточный домик из-за невозможности промышленного подъема державы при малограмотном народе. Без роста образованного городского люда, двигать вперед страну немыслимо, а правление грамотными людьми по лекалам средневековья, — путь революций и бунтов. Из эволюционного тупика выход один: власть, по форме и методам соответствующая состоянию общества.
С огромным трудом примирившись с необходимостью «революции сверху», Николай вполне осознавал, какое бешеное сопротивление ему предстоит преодолеть со стороны российских элит: Двора, дворянства служилого и поместного, собственного семейства. И в первую очередь, со стороны многочисленных дядюшек.
Отдельная песня — Сенат. А еще Победоносцев, Синод и прочие церковные иерархи. С кем-то он предполагал управиться быстро, но кто-то вполне может встать и на путь составления заговоров с покушением на цареубийство. И не в 18-м году, а гораздо раньше. Но серьезное преимущество — фора первого хода — было у него.