22.02.1905 г., Царское Село, вечер
— Спасибо! Спасибо, господа. И я вас всех сердечно поздравляю. Мир! Слава Богу, все завершилось. С Победой нас всех! Да, Петр Павлович, попрошу Вас…
Я сейчас пойду немножко подышать, погуляю по парку. Один. И будьте добры, постарайтесь сделать так, чтобы никто не мелькал вокруг. Я не дальше Фотографического.
— Слушаюсь, Ваше Величество!
— Александр Иванович, Вы что-то хотели сказать? Слушаю Вас.
— Ваше Величество, извините, но вдруг подумал, что если Вы решили на променад… Просто, Дик с Касей у нас еще не гулянные, со всей этой суматохой.
— Ясно. Хорошо, прихвачу их с собой. Поводки длинные в павильоне приготовлены? И не волнуйтесь, рукавицы я взял…
Февральская метель захватила в плен сразу. Прямо с порога овладев всем его существом. И русский царь стоял перед ней, оглушающей, бескрайней, всесильной, затопившей все вокруг. Стоял один. Словно тот маленький мальчик из прочитанной в детстве сказки перед входом в ледяные чертоги Снежной Королевы.
Николай не любил тепло одеваться даже в лютую стужу. Но в этот раз все-таки уступил настояниям жены. И правильно сделал. Снег забивался всюду, где мог найти хоть малую щелку. Слепил глаза, выбивая слезу. Он поглубже надвинул на лоб любимую кубанку — подарок отца, поправил шарф и поднял воротник пальто.
«Тонко же Спиридович мне хвостатых провожатых навесил. Молодец!
Кстати действительно, Гессе наш как-то совсем неважно выглядит. Хорошо, что Михаил загодя меня предупредил о его нездоровье. Надо будет обязательно Петру Павловичу дать отдохнуть. А Александр Иванович хоть и молод, но без него справится вполне. В курс всех дел и обязанностей дворцового коменданта вошел, так что, пожалуй, завтра же и решим этот вопрос. Крым, Италия или на воды, пусть Боткин со товарищи определят. Хоть на год, если это необходимо.
И все-таки очень хорошо, что Алике убедила одеть валенки, — подумалось ему, когда буквально через пару шагов высокие двери царского подъезда растворились в белой, клубящейся пелене за спиной, — Пожалуй, первая такая пурга в этом году. Да и не пурга — буран, почитай, настоящий. В чистом поле на тройке в этаком снегу дорогу потерять — ерундовое дело…
Но, Господи, какая же первобытная красота»!
Он закрыл глаза и с минуту постоял, подставив разгоряченное переживаниями дня и шампанским лицо освежающему покалыванию несущихся в бесконечном, волшебном хороводе снежинок. «Господи, иже еси на Небеси, всемогущий и всепрощающий… Слава Тебе! Господи, прости мне грехи мои тяжкие и страхи мои, не отринь, не отступись и впредь. Направь и укрепи разум мой и десницу мою. Спаси и сохрани рабов твоих и матушку нашу Россию…»