– А вообще-то, я так считаю, лучше и не знать ничего человеку о будущем, что там ждет его впереди. Ты как думаешь?
– Все же, Федя, думаю я, что сиди да учи третий столбик.
– Лучше завтра, пожалуй, выучу я его, мне сегодня, бабушка, жить уже совсем мало осталось…
– Что ты крутишься, Федь, как ерш на крючке?
– Видишь муху эту ты, бабушка?
– Вижу, Федь. Ну и что?
– Вот она, эта муха самая, покоя мне не дает, за нос водит…
Третий час уже не могу от мухи этой глаз отвести. Хоть бы ты ее, бабушка, чем-нибудь оглушила.
– О-хо-хо-хо-хонюшки, бабушка… Мысли мрачные изъёрзали…
– И какие же мысли мрачные, Федя, изъёрзали тебя?
– Да мало ли, бабушка, их во мне! Как оглянешь…
– Что же плохо там, Федь, как оглянешь?
– А сама-то, бабушка, оглянись…
– Силы небесные! Это зачем же ты, Федя, Царь-Зайца распотрошил?!
– А проверить хотел я Царьца с души, кто в нем, как нажмешь вот тут вот, мяукает?
Впрочем, это дело прошлое. Уже можно обратно его заштопывать. Нету в нем ни души. Одна вата.
– Третий столбик выучил, Федя, ты?
– Да какой там выучил, бабушка, бог с тобой! Как дуршлаг моя голова. Только нужные сведенья остаются. Жить бы человеку попроще, а, бабушка?
– Это как же попроще, Федя?
– Днем сегодняшним жив – и ладно. Это я к тому, бабушка, что ведь завтра тоже таблицу умножения учить, и конца и края этим завтра не видно. Я сегодня-то, бабушка, еле встал. А уж завтра…
Из тетради Фединой: о душе-воробушке, кошке Пуне и золотой рыбке
Что-то раззевался я. Так зевну, сяк зевну. Уже третий раз, наверное. Скучно…
– Что же скучно, Федя, тебе?
– Жить-поживать, добра наживать…
– Скучно, Федя, на полу лежит, на тебя смотрит: когда же Федя солдатиков соберет? Мусор заметет? Веник возьми, в совок собери, в ведро стряхни. Вот и скучно не будет.
Еще скучнее гораздо!
– А зеваешь когда, рот вот так рукой прикрывай. Зевал, вот как ты, человек один, зевал-зевал, скучно, говорил, мне! Да так широко зазевнул однажды, что душа-то и вылетела. Хотела было назад вернуться, а он уж и рот захлопнул.
– Это умер он, что ли, бабушка?
– Все равно что умер, Федь, когда без души. А душа в каждом птичкой полетать просится, смотри, улетит из такого скучного, прозеваешь…
И двумя руками прикрываю рот. Чтоб покрепче.
– Что-то страшно мне, бабушка…
– Что страшно, Федя?
– Вдруг уже прозевал?
– А ты вот тут приложи, проверь.
– Стучит, бабушка.
– Значит, дома.
На месте, слава богу, душа моя! Не успела хитростью выскочить.
Очень нравится мне, как она во мне стукает. Тук да тук…
И у Пуни душа была. Погладишь по брюшку немножечко, а она уж под рукой, стучит. Только не тук – тук, как у меня стукает, а тук-тук-тук-тук-тук… часто-часто.