Он залег в овраге и ответил огнем на автоматные очереди. Полицейские из группы, находившейся на склоне оврага, рассыпались цепью и начали приближаться короткими перебежками. Ангел выждал и выстрелил в них чуть ли не в упор. Полицейские растерялись и побежали назад, но тут за спиной у Ангела кто-то крикнул: «Сдавайся!» Это были полицейские из второй группы, которые подползли к нему метров на пятьдесят. Осмелев, они побежали вперед. Ангел снова выстрелил и стал отходить через колючие кустарники, ища выхода из окружения. Так он достиг тропинки через виноградники, но там овраг кончался и сливался с окружающей местностью. Скрыться было негде!
Вдруг он услышал шаги. Труднее всего человек примиряется с мыслью о смерти, но тут вдруг Ангел понял, что это конец. Не видя выхода, он почему-то почувствовал себя странно спокойным и выхватил гранату. Лицо его почернело. Ангел выдернул кольцо и прижал гранату к себе. Его пульс отсчитывал: «Двадцать один, двадцать два, двадцать…»
Дальше все произошло быстро, невероятно быстро — с такой быстротой, при которой подробности каждого мгновения запечатлеваются в памяти с неимоверной ясностью.
На дороге появились совершенно растерянные, запыхавшиеся мужчина и женщина. Спасаясь от выстрелов, они бежали к селу и оказались между Ангелом Чалыковым и полицейскими. Стрельба смолкла, преследователи растерялись. В голове Ангела мелькнула мысль о спасении. Он метнул гранату в залегших полицейских, а сам побежал по открытой местности. Звон в ушах, напряженное ожидание выстрелов, затем спасительная межа за дорогой.
Через час Ангел добрался до села Памидово, а полицейские, потеряв его след, вернулись в Величково, хмурые и озлобленные.
После этой перестрелки Ангел уже не мог вернуться к товарищам из Величково, а они потеряли всякую связь с отрядом. Тогда они решили расстаться и в одиночку искать отряд. Атанас Добрев пошел в Виноградец, а Никола Чипилов и Баджун вечером пробрались в Величково. Баджун спрятался в хлеву у сестры. Та поделилась этим с матерью, а мать сообщила обо всем полиции, наивно полагая, что может таким образом спасти сына.
Впоследствии она до конца изведала весь ужас того, что совершила по своей наивности. Никто не осудил бы ее более сурово, чем она сама…
Баджуна схватили. Семнадцатилетнего парня подвергли в Пазарджике диким истязаниям, но он все время твердил одно и то же: «Ни к каким партизанам я не ходил. В селе начались повальные аресты, и я испугался. Хоть и ничего не сделал, но испугался. Пошел к сестре накормить волов и спрятался в хлеву».