Она протянула руку к телефону.
– В могилу не хочу, – пролепетала Дана и тут же сунула Розе Васильевне пособие так близко, словно предлагала его понюхать. – Посмотри, Розочка! Это я всё сама делала! Я работала! Как мама! Видишь, тут цифры! А тут я считала, сколько чего, и раскрашивала!
Я попыталась скрыть торжествующий вид и направилась к своим кроссовкам.
– Это откуда ж у тебя такая книжка красивая? – прищурилась Роза Васильевна.
– Мне Маша дала…
– Так тебе учительница книгу дала, – холодно сказала Роза Васильевна, с кряхтением поднимаясь. – А ты её ишь как… смразила!
– Я – что? – упавшим голосом спросила Дана.
Я молча забрала у неё раскраску. Молча взяла деньги и сунула в сумку.
Наверное, я объяснила бы Розе Васильевне, что Дана вовсе не портила книгу, это специальное пособие, в котором можно рисовать и писать; но она сказала такое гадкое слово, от которого меня передёрнуло. Она ведь специально его произнесла, чтобы меня уколоть! И смотрела она не на Дану и не на меня, а на мои кроссовки, которым не было места среди блестящей хозяйской обуви.
– Да, Марья Николаевна… – подняла на меня глаза Роза Васильевна.
Я напряглась. Её взгляд не сулил ничего хорошего.
– Испанским-то вы сегодня занимались? А то денежка немалая – за два занятия. Не одно.
Это было сильно. Я смутилась так, будто меня поймали за каким-то неприличным занятием.
– Я могу отдать сдачу, – промямлила я. – У меня, к-кажется, есть пятьсот рублей. Если не с собой, то в следующий раз при…
– Да не нужно, – усмехнулась Роза Васильевна, наслаждаясь моим замешательством. – В следующий раз два испанских проведёте, и делов! Пошли, Дана Андревна, пора наше кино смотреть. Только вон те ботиночки твои дочищу.
– Это обяза-ательно? – капризно протянула Дана.
– Конечно, цыпонька. Кто в пыльной обуви ходит – себя не уважает. Всего хорошего, Марья Николаевна!
Мерзкое слово Розы Васильевны весь день сидело в моей голове, отравляя всё вокруг: и бабушкин шотландский пирог с картошкой и мясом, и моё домашнее задание. Радость от первого удачного занятия померкла, прогоркла и стала похожа на пирожное, в которое вместо сливочного масла положили крем для обуви. Сине-серый крем…
А поздно вечером мне позвонила Ирэна. Во мне встрепенулась надежда, что Дана рассказала маме, как «работала с цифрами», подражая ей, но выяснилось, что Ирэна только едет домой. Я глянула на часы: половина одиннадцатого. Не повезло Дане, вряд ли она сегодня увидит мать.
– Я всё думаю про стихотворение, – начала Ирэна.
– Я тоже! – обрадовалась я. – Давайте не будем его учить, а…