Пожилой садовник Джузеппе вел гондолу по водам лагуны вдоль берега Джудекки, напевая себе под нос какую-то песенку. Старик рад был сменить униформу на синюю с серебром куртку гондольера.
Остров поднимался из лагуны, точно морское чудовище, охранявшее южные окраины города. Держась береговой линии, Джузеппе направил гондолу между песчаным островом и Сан-Джорджо-Маджоре. Собор Сан-Джорджо начали строить вскоре после рождения Кассандры и все не могли достроить. Нынче каменщики трудились над одетым в леса фасадом.
К юго-западу от Сан-Джорджо зеленой слезинкой на воде лежал Сан-Доменико. На островке, получившем название в честь церкви, возведенной рядом с дворцом тетушки Агнессы, жили всего двадцать семей. С севера остров окаймляла тонкая полоса золотистого песка. Остальная его часть поросла мхом и высокой травой.
Едва лодка приблизилась к дощатой пристани, Кассандра, не обращая внимания на дождь, вскочила, балансируя на высоких котурнах: так ей не терпелось сойти на берег. Перебравшись на пристань, девушка расправила испачканные юбки и подождала, пока Сиена поможет Агнессе выбраться из гондолы. Как только старая синьора ступила на твердую почву, служанка раскрыла над ее головой кожаный зонт, чтобы уберечь госпожу от непогоды.
Агнесса решительно отстранила зонт.
— Посмотри на меня, девочка. Неужели ты думаешь, что в моем положении стоит бояться моросящего весеннего дождика?
— Ах, извините, синьора, — кротко ответила Сиена, убирая зонтик.
Кассандра спрятала улыбку. Она восхищалась прямодушием своей тетушки, хотя сама не раз становилась его жертвой. Девушка взяла Агнессу под руку, Сиена пристроилась с другой стороны. Пожилой женщине нелегко давался каждый шаг, и поездка на Риальто стала для нее испытанием. Агнесса с трудом передвигала ноги, под глазами у нее залегли темные круги, а кожа казалась полупрозрачной.
Доктора утверждали, что Агнесса страдает оттого, что нарушен баланс между четырьмя гуморами. Ее тело было переполнено кровью и черной желчью, и эскулапам часто приходилось наведываться во дворец, чтобы пустить пациентке кровь. Эта чудовищная процедура, внушавшая Кассандре ужас и отвращение, облегчала страдания больной лишь на время. Последний раз к ней пришлось прибегнуть всего две ночи назад. При виде омерзительных жирных пиявок, присосавшихся к телу несчастной, девушке становилось дурно.
Как-то один из докторов, понюхав полный мочи ночной горшок пациентки, прописал ей микстуру, от которой у Агнессы началась страшная рвота. Кассандра поражалась стойкости больной и старалась не думать о том, что будет, если та не оправится после очередного приступа. Агнесса была для нее единственным близким человеком. Случись с ней что-нибудь, девушке пришлось бы немедленно обвенчаться с Лукой или просить Маттео позволить ей остаться на Сан-Доменико. Одно было не лучше другого.