Не заметила, как прошла в столовую и остановилась.
— Вас барин требуют.
— Иду Настя.
У дверей уже встречает злой, сверлящий взгляд. Подошла, наклонилась поцеловать. Отстранил рукой. Рука упала на одеяло. Задышал чаще. Уж двигаться не может.
Где затаилась у него жизнь? В глазах, верно. Жгут и одни говорят.
Спросила:
— Ну, как ты себя чувствуешь сегодня?
Хрипит шепотом. Уж горло поражено.
— Лучше. Не надейся, встану.
Метнулись к нему молящие огромные глаза. Какая-то прозрачная она стала. И робкая. Пронизала душу жалость.
— Я пошутил. Хорошо спала?
— Да, но беспокоилась за тебя. Марья Алексеевна, вы теперь отдохните. Я буду здесь.
Пожилая спокойная женщина в белом отозвалась от столика с лекарствами:
— Уж после доктора. Сейчас придет.
Опять хрипит:
— Уйдите пока. С женой поговорю.
Не спеша, мягко ступая, вышла.
«Пойдет на кухню судачить. Как все они ненавидят меня!» — заныло опять у Анны.
— К вечеру все привезли?
— Да. Но я боюсь, милый… тебе вредны эти сборища. Кричат, шумят.
— Ты глупа, как корова.
Болезнь сняла весь внешний лоск. Обнажила пустоту его. Только на прииске узнала, что скрывал он.
— Я не могу не устраивать приемов, пока не закреплена продажа прииска. О моем крахе уже говорят. Понимаешь ты, бестолочь, тратами я заставлю молчать кредиторов.
— Но ведь синдикат уже решил… Покупают. Только пустые формальности.
Сказала и испугалась. Так дико блеснули у него глаза. Но смягчился опять:
— Не решили. Кварц исследуют. Золото эти два года не шло.
Обожгло воспоминание. Задвигался на постели, закашлял.
Поставила поспешно кружку.
«Как картежник, живет азартом. Боится, что последняя карта будет бита. Неужели думает выжить?»
На прииске узнала настоящего Георгия. Под спокойной, холодной внешностью таил постоянный азарт. Жажду выигрыша.
Власти золота. Себя не щадил. Всю жизнь одна цель: настоящее богатство. Когда не считают.
Откашлялся, отдохнул и опять хрипит:
— Не может быть, чтоб я не выздоровел. Один не выдержал, нужен синдикат. Я войду в него. Человек всегда добивается, чего хочет.
А противная, липкая испарина уже пропитала белье.
Сморила усталость: закрыл глаза.
«Не умер? Нет. Дышит».
Жалко вдруг его стало.
Вот человеческая жизнь. Упал у цели. И обнажилась страшная, конечная пустота. А он уже очнулся.
— На прииске не была?
Виновато поникла головой.
— Боюсь.
— Глупо! Там охрана! Все они в моей власти. Преступники, беспаспортные! Да и где скроются в степи.
— Нет, я не бунта боюсь. А так.
— Что так? Говори.
— Разве может человек терпеть? Золото в руках держат, а живут… Ты знаешь, как живут… Я взглядов их боюсь.