Доктор сдержанно ответил:
— Есть и на погосте, а некоторым помог. Деревенских лечить трудно. В грязи живут. Вот сектанты почище. Оттого что грамотные…
— Было время учиться. А ты с ними компанию водить-то води, да оглядывайся! А то самого полечим, — прохрипел Редькин.
Доктор глаза веками прикрыл.
— Лекарств вот нет.
Редькин сверкнул подозрительным сверлящим взглядом.
— А куды делись? Найди! Ай богатый класс все выпил? Давай мне каких порошков. Нутре горит.
— Выслушать, выстукать вас надо.
— Нечо стукать! Настукали уж. Траву давай, чтоб дыхать полегче! Под леву лопатку все шилом колет.
И закашлялся бьющим тело кашлем. Глаза выпучил.
— Легкие у вас больные. Надо питаться хорошенько, не утомляться.
— Ладно, сичас к себе в кабинет приеду и на мягку перину. Кабинет-то только у меня на подпорках, да перина тонка. Давай питья какого! Неколи растабарывать!
Доктор плечами пожал, велел фельдшеру в пузырек что-то наболтать. Все торопил. Очень мешал ему Софрон тяжелым неотрывным взглядом. А в это время в коридоре шум послышался. Без предупреждения распахнулись большие белые двери. Трое красногвардейцев внесли четвертого, бледного, с перекошенным лицом и стиснутыми зубами, Софрон навстречу метнулся.
— Откудова? Где ранили?
Правая рука у раненого была привязана кушаком к поясу, и на плече шинель заскорузла от крови. Когда положили на кожаную кушетку, старший, в лохматой шапке, ответил:
— Тута стычка вышла, с казачишками. Посылали. Рубанул его один. Не насовсем, а ровно крепко!
Раненый открыл помутневшие глаза и сказал слабым, но внятным голосом:
— Кровища льет. Заткни чем-нито, пожалуйста!
Мычал от боли, когда раздевали. Но, услышав голос доктора: — «Скверно», — сказал опять внятно:
— Ничо, у мине жила крепкая…
Софрон доктору твердо сказал:
— Этого — чтобы вызволить!
Пошел и красногвардейцев рукой поманил за собой.
В тайном разговоре все выспросил. Неспокойно в уезде. Не зря тревога с отрядом казачьим была. Разбили их, а на станицу два набега другие сделали. Богатые села бунтовать начали.
— Про Небесновку в городе тоже говорили. Ну, на тебя полагаются, — сказал старший, знакомый Софрону.
Когда Софрон с Редькиным из больницы выходили, Редькин спросил:
— В господском-то дому доктор теперь?
— Он.
— Ыгым. А кака это пика на доме?
И показал на громоотвод на господском доме. Четко вырезывался в легком, весну почуявшем воздухе.
— Говорили, чтоб гром отвести. Грозой чтоб не разбило. Господа — народ дошлый. На небо молятся, а промежду прочим, от него обороняются.
— А разговаривать через него нельзя?
— Через пику-то? А как? С кем? С Богом што ли?