На долю еврейского писателя Михаила Лева выпало столько страданий и испытаний духа, что их хватило бы на многих людей… Курсант Подольского военного училища, он был поднят по тревоге в бой на подступах к столице. Раненный, попал в плен, испытал ужас концлагерей, дважды бежал из плена, во второй раз — успешно. Воевал в партизанском отряде, стал начальником штаба партизанского полка, еще не зная в то время, что немцы расстреляли мать недалеко от родного дома, а отца, опустив в заброшенную шахту, заживо закопали…
Жизнь сурово обошлась с Михаилом Левом. Он увидел ее крутую хребтину. Но ему досталось и счастье преодоления сложности судьбы, то, что делает писателя жизненным и интересным людям.
Поэзия подвига — вот что движет сюжеты его произведений, вот что скрепляет нити повествования его книги, в которую вошли три части повести «Если бы не друзья мои…»: «Курсанты», «Всюду вместе», «Снова в строю», а также повесть «Юность Жака Альбро».
Повесть «Если бы не друзья мои…» в основе своей автобиографична. И в той степени, как «автобиографично» любое произведение, в котором отложился личный опыт автора, и в том, более узком значении слова, когда автор строит повествование на событиях, пережитых лично, увиденных лицом к лицу. Иначе говоря, перед нами документированная художественная проза. О жанре стоит сказать подробнее.
Долгое время в «реестрах» литературоведения художественная и документальная проза, мемуары значились обособленно. Потом мемуары переросли жанр личных свидетельств об истории и стали ближе к лирической прозе. Хотя произведения, скажем, Ольги Берггольц, начавшей лирический поток советской прозы 50-х годов, основываются на личных наблюдениях автора, герой не совпадает с образом художника, его создавшего. В советской литературе того периода лирическая проза слила документ и личное свидетельство, породила новый тип произведений — «Дневные звезды» О. Берггольц, «Ледовый дневник» Ю. Смуула и др. Потом, в 60-е годы, появятся произведения прозы и драматургии (театра и кино), основанные на строгом документе, фактах действительности, где авторское, лирическое начало сводится к минимуму. Все чаще первичный документальный материал — дневники, сводки, письма и архивные данные — начинает играть доминирующую роль. Доверие к «несочиненному», непридуманному вытесняет вымысел автора. Сегодня, когда мы читаем «Хатынскую повесть», «Я — из огненной деревни», «Блокадную книгу», «Каратели», мы знаем, что это такое — документированная литература. «Если бы не друзья мои…» — такая книга.