В столкновении масок ателланы жизнь представала зрителям со всеми ее бытовыми подробностями и общественными проблемами, давая им разрядку и выход возмущению. Ателланы изобиловали грубыми шутками, двусмысленностями, но наряду с этим — злободневными политическими намеками. Народность этого зрелища подчеркивалась также тем, что древнейшие ателланы исполнялись не профессионалами-актерами, а любителями. Если профессиональные актеры, третировавшиеся как люди низкого происхождения, не допускались к почетной для граждан воинской службе и не пользовались избирательными правами, то на исполнителей ателлан эти ограничения не распространялись.
Ливий Андроник. В истории Средиземноморья и отдельных его регионов чаще всего народы, более продвинутые в культурном отношении, покоряли племена и народы, стоящие значительно ниже их в общем и культурном развитии. Но в конце III и первой половине II в. менее культурный народ оказался победителем народов более цивилизованных. Со временем контраст в культурном уровне греков и римлян исчезнет. Но вначале римляне были обречены на роль подражателей, и только очень немногие римские писатели и художники могли соперничать с греками — как с современниками, так и с теми, кто уже считались классиками. И, конечно, последующий расцвет был немыслим без стадии ученичества. При этом не римляне отправляются в Грецию на учение, а сами учителя, греки или италики, овладевшие греческой культурой, оказываются теми или иными путями в Риме.
Основателя римской литературы Ливия Андроника, грека из Тарента, провели по Риму во время триумфа 272 г. и показали ликующим квиритам вместе «с золотом, пурпуром, знаменами, картинами» и иной тарентинской роскошью. Сам ставший частью зрелища, он должен был три десятилетия спустя организовать для римлян представление невиданного ими типа — впервые поставить греческую комедию (240 г.).
501
До этого Ливий Андроник был домашним учителем, обучавшим детей господина греческому языку и литературе. Освоив язык победителей, Ливий стал преподавать юным римлянам и латинский, уже в собственной школе на форуме, вбивая в них латинскую грамматику с помощью ферулы (розги). И сразу же он столкнулся с трудностями. Ученики не усваивали грамматику без текста. И Ливий создал этот текст, переведя на латынь «Одиссею». Кажется, это был первый в истории европейской литературы художественный перевод с языка на язык.
Ливий не стал себя сковывать ни стихотворным размером подлинника, ни точностью передачи образной системы. Ничтоже сумняшеся, он заменял чуждые римскому уху имена греческих богов сходно звучавшими латинскими. Так, не опасаясь гнева грозной богини судьбы Мойры, перед которой склонялись даже олимпийцы, он обозвал ее Мортой. Мать муз Мнемосина превратилась у него в «Монету», хотя в этом эпитете богини Юноны, имевшем значение «советчица», не было ничего общего с Мнемосиной, за исключением, быть может, лишь того, что обладание памятью (Мнемосина — память) необходимо каждому, занимающемуся наставлениями. Слово «муза» было непривычным римлянину III в. до н. э., поэтому он заменил его Каменой, нимфой протекавшего возле Рима священного ручья. Начальная строка «Одиссеи» («Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который...») приобрела в латинском переводе Ливия такой вид: «Камена, возвести мне об изворотливом муже». Эпитет «изворотливый» придавал греческому слову особый оттенок, соответствующий представлениям римлян о греке (или «грекуле» — «гречишке») с его умением ко всему приспосабливаться и находить выход из любого положения. Приближенная к образу мыслей римлян «Одиссея» в переводе Ливия стала своего рода книгой книг. Этому немало способствовало то обстоятельство, что переводчик отказался от плавного и торжественного гомеровского гекзаметра и передал текст спотыкающимся сатурнийским стихом, используемым римлянами в насмешливых песенках и в эпитафиях. Так великая греческая поэма стала фактом римской литературы и зеркалом римского образа мыслей и представлений о мире.