Пятнадцать минут спустя я снова включил кондиционирование и вынужден был телефонировать портье, дабы в номер прислали кого-нибудь закрыть мне окна… стыд-то какой.
Позднее мне прислали каких-то сэндвичей, которые мне понравились не слишком.
Еще позднее я убаюкал себя чтением единственного полупостижимого абзаца книги.
Замрет ли нынче он? Или вперед
Неумолимо шаткий шаг направит свой,
Топча вульгарные препоны? И падет
Тростник под его зверскою пятой,
Когда слепая воля, древний род
Погонит его солнечной тропой
Исполнить волю жизни, пока лед
Собою пажить крепко не скует.
«Два поэта из Круазика»
А вы знаете, утром мне принесли чашку чаю – и велли-коллепного притом. Если б еще вспомнить название отеля, я бы вам его сообщил.
После чего меня угостили этаким восхитительно скрупулезным американским завтраком – сплошь свежая грудинка, оладьи и сироп, – и мне он вообще-то не понравился.
Я спустился на подъемнике (!) в гараж поинтересоваться самочувствием «роллза», который, судя по всему, ночь провел в неге. Буроватый малый не устоял и вымыл-таки ему окна – но лишь мыльной водой, как он поклялся, и я его помиловал и отстегнул ему от своих щедрот. Десять минут спустя я уже сидел в гигантском таксомоторе, причем – кондиционированном, нанятом на весь день за пятьдесят долларов; сумма выглядит невообразимо огромной, я знаю, но деньги здесь кошмарно мало стоят, вы удивитесь. Потому что их так много, понимаете?
Таксиста звали, судя по всему, Брат, а у него отчего-то сложилось ощущение, что мое имя – Дед. Я дружелюбно объяснил, что вообще-то оно – Чарли, но он ответил:
– О как? Ну что, оч приятно, Дед.
А через некоторое время я уже и сам не возражал – то есть, в чужом монастыре все-таки, а? – и вскоре он уже возил меня по всем достопримечательностям Вашингтона, не щадя ни единой. Удивительно изящный и величественный город, хотя выстроен преимущественно из задрипанного известняка; я наслаждался каждой минутой. Неимоверная жара темперировалась приятным бризом, трепавшим хлопковые платьица девушек самым притягательным манером. Как только ухитряются все американские девушки разживаться такими аппетитными ногами: округлыми, гладкими, выносливо стройными? И если уж об этом зашла речь, почему у них у всех такие изумительные титьки? Крупнее, готов признать, чем нам с вами нравится, но все равно восхитительные. Когда мы остановились у светофора, дорогу перед нами перешло особо упитанное юное существо – ее ошеломительный бюст при каждом шаге подскакивал дюйма на четыре.
– Честное слово, Брат, – сказал я Брату, – что за бесспорно чарующее создание!