Андерс закончил говорить, одновременно прикончив половину бутылки “Гномьей особой”. Он не стал наливать еще – просто крутил стакан в пальцах, задумчиво склонив голову. Ред сидел, не зная, что и сказать. Так продолжалось с минуту. Он многого не понял, но поверил всему. Парень чувствовал, что это действительно важная история:
– Ваше путешествие, насколько оно было долгим? – все же спросил Редрик.
– Слишком долгим. Моя жизнь – бесконечное жалкое трепыхание, разум возвращается ко мне лишь в самые темные часы ночей, таких как эта. Когда нет луны, а звезд не видно за тучами. И я даже не могу поговорить со своим единственным другом.
– Такое редко бывает. Я про погоду, – заметил Редрик.
– Слишком редко, – выдохнул Андерс. – Я бы давно покончил с этим, если бы мог.
– Вы хотите умереть? – спросил Ред, без удивления.
– Я хочу этого с тех пор как попал в ту темницу.
– Но не можете?
– Обо мне мало кто знает. Когда я беспомощен, Симон не даст никому даже прикоснуться ко мне. А когда я в силе, никто в здравом уме не будет нарываться даже на встречу со мной. Да и вряд ли кто-то одолеет. Тем более убьет. Я сам себя убить не могу.
– Вы же давно знаете Странника? – после долгой паузы, тихо спросил Ред.
– По меркам этого мира, мы были знакомы всегда.
– Но вы же знаете, что он из себя представляет?
– Конечно знаю. Ты думаешь я до сих пор не понял, что он единственный, кто может нам помочь? Симон давно заслужил покой. Но всегда, когда безлунная ночь близко, он уходит прочь от всех мест, где в последнее время появлялся Странник, – Андерс, повернулся к телу своего друга. – Он не может, дать кому-то мне навредить. Просто, не может.
Редрик ушел глубоко в себя. Он глянул в лицо старика Луковицы. Ему показалось, что он видит в его выражении, не замеченную раньше мольбу. Но парень не понимал, что это значит. Разыгралось ли у него воображение, хочет ли старик наконец покончить со всем, или просит защитить дорогого ему человека, от ужасного стечения обстоятельств.
Мальчик чуть не заплакал. Как же сложно понять, что делать. Он осознал на сколько мал, на сколько это не его ума дело. Ред попытался взвесить все в голове, но в ней резко стало пусто. Пусто настолько, что фраза вылетела сама собой: