Встретиться со Сталиным во второй раз было тяжелее. Но так лишь казалось. Потому что первое уже прошло.
И в самолете, и на улицах Москвы, даже на лестничной площадке, у дверей своей квартиры в Марьиной роще, генерал Жердин думал вроде о другом… На самом же деле мысли его были привязаны к ровному голосу в телефонной трубке, к имени, от которого зависело все.
Генерал Жердин старался не думать о том, как сложится разговор и вообще что будет в двадцать три ноль-ноль. Но думать о другом тоже не мог. Он не боялся, и все-таки в нем притаилось то неспокойствие, которое ходит рядом со страхом.
Такого не бывало ни в штыковых атаках много лет назад, ни под бомбежкой, ни в маленьком, почти безоружном «ПО-2», когда на него падал и падал, все бил и бил из пулемета «мессершмитт»…
Сейчас было хуже.
В оперативном управлении Генерального штаба вызову не удивились. Только заместитель начальника управления, старый академический товарищ, переспросил:
— Ровно в двадцать три?
Кажется, хотел усомниться. Но не решился. И впервые Жердин подумал, как нелегко, непросто, должно быть, служить рядом со Сталиным.
Особенно не позавидовал своему товарищу, когда ощутил крепкую руку генерала из личной охраны Сталина.
Тот сказал:
— Служба… Сами понимаете.
Но в голосе не было и намека на извинение. Слова эти произносил, наверное, часто — они потеряли всякий оттенок, не выражали ничего.
А Поскребышев поднялся из-за стола и улыбнулся. Рука маленькая, мягкая. Пожатие слабое. Как намек… Другого, наверное, не требовалось.
Жердину захотелось увидеть, узнать, каков этот человек дома: как он разговаривает с женой, с детьми… Захотелось представить хоть на мгновение. И не смог. Точно так же, как не знал и не мог представить себе других…
— Вы ничего не захватили с собой? — спросил Поскребышев.
Это — о чем?
Ответил четко, раздельно, кажется, громче, нежели тут было принято:
— Документы не взял, потому что не было приказано. Остальным интересовался дежурный генерал.
Тут же подумал, что ни Поскребышев, ни генерал ни в чем не виноваты.
— Товарищ Сталин ждет вас. Пройдите.
Это кто сказал, Поскребышев?
Кажется, дверь отворилась сама. Потому что Жердин не сделал никакого усилия… Навстречу поднялись трое. Мелькнула мысль: «Это — зачем?»
Но трое поднялись не к нему. В другую дверь вошел невысокий человек. Жердин увидел усы, жесткий оклад волос…
Увидел Сталина. В неробкую грудь генерала плеснуло холодом.
Каким будет первое слово?
Генералы стояли навытяжку.
Сталин кивнул. Мягко прошел в дальний угол огромного кабинета. Жердин только теперь заметил высокую, мореного дуба, панель, мрачноватый неуют…