Когда учёный Шав-Аоф Бох услышал эту реформаторскую проповедь Верховного Жреца в главном храме столицы, то мысленно обозвал новую религию мракобесием, но в полемику вступать не стал, боясь изгнания.
Шав-Аоф Бох изучал, кроме прочего, случаи выкидышей у беременных женщин, и обратил внимание, что плоды более поздних сроков беременности напоминают обезьянок, более ранних — зверьков типа землероек, ещё более ранние зародыши похожи на ящериц и саламандр, ещё более ранние — на червячков, а на самой ранней стадии внутриутробного развития человек является просто икринкой. «Это яркое доказательство того, — думал мыслитель, возвращаясь из храма домой, в здание, почти восстановленное после разрушительного урагана, — что прежняя наша религия была более правильной. Верховный Жрец сам, наверно, придумывает неправдоподобные небылицы, а кивает на Высшие Сферы Знаний».
Вернувшись в свой дом, который служил учёному одновременно и жилищем, и научной лабораторией, Шав-Аоф Бох запер дверь на засов и занавесил тряпкой окно, дабы ничей злой глаз не подглядел, чем он тут занимается, приготовил птичье перо, очинённое для письменных работ, пузырёк чернил, достал из тайника пергаментный свиток и, пристроившись за столом, принялся писать.
Это был философский трактат, в котором Шав-Аоф Бох доказывал, что никакого Кондратюка во Вселенной не существует. Конечно, с точки зрения новой религиозной идеологии, эти писания являются еретическими, и попади они в руки жрецов, мыслителю несдобровать, поэтому придётся трактат хорошо спрятать. Мыслитель надеялся, что когда-нибудь в будущем, когда с мракобесием будет покончено, потомки найдут этот свиток и поймут, что даже в эпоху мракобесия в империи жили прогрессивные здравомыслящие люди.
Задумавшись, как бы повыразительнее изложить на пергаменте очередную мысль, Шав-Аоф Бох приподнял над столом руку, в которой держал перо, и мягкий, длинный, узкий кончик пера некстати угодил мыслителю в ноздрю. От этого в ноздре защекоталось, и учёному невыносимо захотелось чихнуть. Лицо Шав-Аоф Боха исказила непроизвольная гримаса: зрачки наполовину закатились под верхние веки, брови подпрыгнули, сложив лоб гармошкой, нижняя челюсть отвисла, рот приоткрылся и растянулся в форме коромысла, на нижнюю губу выполз кончик языка. Мыслитель, начиная издавать гортанный звук, положил перо и, закрыв нос и рот обеими ладонями, дабы не забрызгать рукопись слюной и соплями, мощно чихнул, свибрировав всем телом и чуть не сбив локтем чернильницу. После чего, вытерев тряпочкой ладони, рот и ноздри, продолжил работу над трактатом.