Джейн ухаживала за мужем больше четверти века, ради него отказалась от многих надежд и пожертвовала личными амбициями, но когда главными в его жизни стали слава и международный успех и их пути разошлись, стало понятно, что они вполне могут обойтись друг без друга. Многие пытались возложить всю ответственность на Стивена, но им возражали, что это все-таки преувеличение. При любом разводе говорить об ответственности надо с большой осторожностью. Джейн, бесспорно, посвятила Стивену почти всю жизнь, практически в одиночку ухаживала за ним, когда он был безвестным физиком, пытающимся преодолеть недуг и построить карьеру. Но все меняется, и часто бывает так, что супруги отдаляются друг от друга. Многие друзья считают, что Стивена нельзя винить за то, что он бросил женщину, которая сделала для него так много: было бы оскорбительно подозревать Джейн с ее верностью и альтруизмом в попытках навесить на Стивена совместное прошлое, будто ярмо.
Развод всегда событие печальное, и этот не был исключением. Особенно скверно отнеслись к нему Хокинги-младшие. Роберту было уже двадцать три, он годом раньше получил диплом Кембриджа по физике, а вскоре и место младшего научного сотрудника, Люси скоро исполнялось двадцать, и она изучала современные языки в Оксфорде. Они, конечно, очень огорчились, но все же были уже совсем взрослые и могли примириться с ситуацией и строить независимую жизнь вдали от родительского дома. Но на младшем, Тимоти, развод сказался тяжелее всего. Ему только-только исполнилось двенадцать, и он еще не мог в полной мере понять, почему папа уехал из их дома на Вест-роуд.
Для Стивена развод был, несомненно, не менее болезненным, чем для остальных участников; журналисты утверждали, что знаменитая хокинговская улыбка в последнее время стала редкостью. Рассказывали, что в тот период он страдал от резких перепадов настроения. То им овладевала бурная радость, он сиял, шутил с коллегами и учениками – а то впадал в уныние, и тогда на кафедре прикладной математики и теоретической физики воцарялась траурная атмосфера.
Не следует забывать, что хотя подобные эмоциональные бури выпадают на долю многих людей, у подавляющего большинства из них перед Стивеном Хокингом были большие преимущества. У них много способов развлечься или излить душу, и даже если эти методы, как говорит наука, не очень действенны, Хокингу они были недоступны в принципе. И хотя инициативу при разводе проявил именно он, своя доля душевных страданий досталась и ему.
Многие из тех, кто утверждал, что близко знает Стивена, бросились опекать и защищать его, особенно после объявления о расставании. Это было большой ошибкой и, как правило, свидетельствовало о том, что они его вовсе не знают. Близким друзьям прекрасно известно, что Хокингу защитники не нужны, он прекрасно способен постоять за себя. И те же, кто бросился на защиту Стивена, делают и другую ошибку – приписывают ему чувства, не свойственные нам, простым смертным, будто из-за мощного интеллекта у него нет ни надежд, ни мечтаний, ни страстей, присущих остальному человечеству. Один из его ближайших друзей, Дэвид Шрамм, знал Хокинга больше двадцати лет и не выносил, когда кто-то утверждал, что с эмоциональной точки зрения Стивен хоть чем-то отличается от прочих. И о личной жизни друга говорит прямо и без лишней щепетильности. Например, как-то раз, представляя Хокинга перед докладом в Чикаго, он среди прочего сказал: «Как следует из того факта, что его младший сын в два с лишним раза моложе его болезни, у Стивена, очевидно, парализовано далеко не все!» Половина аудитории онемела от ужаса, зато Стивену шутка пришлась по душе.