Орест не желал завершать игровой поединок, но правила устанавливали предел тому, что можно, а чего нельзя. Разок мальчик приблизился слишком вплотную к отцу и оказался полностью уязвим для отцова меча. Агамемнон легонько оттолкнул сына, и тому стало ясно, что это всего лишь игра и что мы это видели, заметили. Из-за этого понимания Орест быстро утратил пыл – и так же быстро устал и закапризничал. Но все равно бросать не хотел. Когда я позвала няньку, Орест расплакался. Не нужна ему нянька, сказал он, и отец взял его на руки и понес, как полено, к нашим опочивальням.
Ифигения не смотрела на меня, а я – на нее. Мы обе продолжали стоять. Сколько времени прошло, не знаю.
Когда Агамемнон возник вновь, он быстро двинулся к выходу из шатра, а затем обернулся.
– Так вам, значит, известно? – тихо спросил он. Я оторопело кивнула.
– Говорить больше не о чем, – прошептал он. – Так должно быть. Прошу, поверь мне, так должно быть.
Прежде чем оставить нас, он глянул на меня опустошенно. Едва не пожал плечами, раскинув руки ладонями вверх. Будто человек, лишенный всякой власти, – или же он изображал для нас с Ифигенией, как может выглядеть такой человек. Придавленный, такого легко обдурить или уговорить.
Этой позой великий Агамемнон отчетливо дал понять: каким бы ни было принятое решение, принял его не он сам, а другие. Дал понять, что для него, Агамемнона, все это чересчур, и он метнулся в ночь, где ждала его стража.
Далее возникла тишина – тишина, какая бывает, лишь когда армия спит. Ифигения подошла ко мне, мы обнялись. Не рыдала она и не плакала. Казалось, она больше никогда не шевельнется и поутру нас найдут в этих же объятиях.
* * *
С первой зарей я двинулась по лагерю в поисках Ахилла. Когда нашла его, он подался от меня прочь – в равной мере и с гордостью, и от страха, в равной мере и чтобы соблюсти приличия, и от неловкости: вдруг кто следит за нами. Я приблизилась, но шептать не стала.
– Мою дочь заманили сюда обманом. Использовали твое имя.
– Я тоже гневаюсь на ее отца.
– Я паду на колени перед тобой, если нужно. Можешь ли ты помочь мне в беде? Можешь ли помочь девушке, что явилась сюда стать твоей женой? Ради тебя портнихи трудились день и ночь. Ради тебя были все восторги. А теперь ей говорят, что ее прикончат. Что подумают остальные, когда узнают об этом обмане? Больше некого мне умолять, и я умоляю тебя. Ты обязан мне помочь – хотя бы ради твоего собственного имени. Дай мне руку, и я буду знать, что мы спасены.
– Не притронусь я к руке твоей. Подам тебе руку, лишь если удастся отговорить Агамемнона. Не должен был твой супруг использовать мое имя как ловушку.