— Худо у нас, — сказал парень. — Припасов почти нет, крестьяне кормить не хотят, орут, что у самих ничего не осталось. Боеприпасы только те, что в лесах находим, брошенные Красной Армией. Москва обещает помогать, но по радио всё время передают, что самолет не может вылететь из-за плохой погоды.
— Сам откуда? — спросил Каминьский.
— Ростовский я, — сказал перебежчик. — Срочную проходил в 38 стрелковой дивизии. Мне бы до дома добраться, я там сховаюсь, мне эта ваша война знаете где.
— Не обещаю, — сказал я. — До конца войны будешь на хозяйственных работах. Нам крепкие руки очень нужны.
— Есть у меня для вас ценная информация, — сказал парень. — В новогоднюю ночь в расположение нашего отряда прибыла на аэросанях группа под командованием капитана Емлютина, человек шестьдесят, я точно не считал. Экипированы с иголочки, и со жратвой у них всё в порядке, и с вооружением. Так вот, эта группа имеет приказ, бургомистра, — он посмотрел на меня, — они так вас называют, и комбрига Каминьского ликвидировать. Когда, не знаю, но, видимо, в самые ближайшие дни.
— Провокация? — спросил Каминьский, когда перебежчика увели.
— Не факт. Решение ликвидировать тебя и меня вполне логичное. Как говорится, рыба тухнет с головы, вот голову и надо отсечь, вполне по-большевистски. В НКВД работают неглупые люди, они удостоверились, что у нас не стихийное образование, которое развалится от первого же грозного пука.
— Красиво, конечно, — сказал Каминьский, — было бы заманить эту группу Емлютина в Локоть, здесь накрыть и потом судить всем миром, чтобы рассказали, какие они народные мстители.
— Предлагаю поступить следующим образом, — сказал я. — Объявим, что восьмого января в театре (сельский клуб мы переименовали в свободный театр) состоится первое заседание партии «Викинг». Мол, будет всё руководство. Лучшей засады не придумать.
— Рискованно, Константин Павлович, — сказал Каминьский. — Они профессиональные диверсанты, каждый десятерых наших стоит. Глупо получится, если в заварухе руководство погибнет.
— В здании только я буду находиться. На глазах у всех жителей отправлюсь на торжественную церемонию. У партизан, наверняка, в городе свои стукачи есть. Я и послужу приманкой, ну, а твоя задача не облапошиться, когда незваные гости в театр явятся.
Я положил пистолет Токарева во внутренний карман пиджака. Давно не стрелял, почти двадцать лет, из пистолета даже не помню, стрелял ли вообще, я же пулеметчиком был и в мировую, и на Гражданской. Анна в курсе, кого ждём сегодня вечером. Самообладание у неё, позавидуешь. Поговорили за обедом о мелочах, Ганночка пропадает целыми днями в Брасовском лицее, преподает математику, часто остаётся ночевать в комнате для учителей.