Втроем: Федор, Агния, Ульяна — считали, судили-рядили, прикидывали. Чесали затылки. Так и так выходило — не хватит на еду на год. Никак не хватит. А порешили все же едино: выделить комбеду два мешка ржи и три мешка ячменя. Чтоб перед людьми не стыдно — это важнее всего.
— Го-о-споди-и… эстолько-то увезти хотите! — испугалась мать. — Да чем же я вас кормить стану?
— Хлеб, мама, придется печь раз в неделю. И хватит нам, — успокоил ее Федор. — Сама знаешь, иным уже сегодня есть нечего.
— Да разве мы виноватые? Я-то ладно, а вам ведь по лесу ходить, зверя-птицу добывать, вы-то как станете? Без хлебушка родимого человек на ровном месте спотыкаться почнет, а вам охотиться…
— Не печалуйся, мама. Добудем в лесу мяса, достанем рыбы. Этот год продержимся, чего там. Здоровье бы не подвело, а уж ноги выручат…
— Не надо, Марья, не ной, — сурово сказал отец. — Раз такое дело… коли сами решили… Пусть. Посмотрим.
Васька Зильган отворил комбеду свою пустую житницу туда и свезли первые мешки хлеба на одноколке.
Отец, когда узнал, где станет храниться страховой фонд, только фыркнул, по удержался, ничего не сказал.
С выходом в лес Федор замешкался, надо было заодно уж и в других деревнях собрать хлеб и разделить особо нуждающимся, комбед так комбед. Потому отец пошел в лес один. Сказал, что пока Федора будет ждать, наладит силки да ловушки.
— Коли люди выбрали, тут уж… придется постараться для общества, да. Но особо не задерживайся, Федор. О зиме думать надо. Похоже, к Покрову уже и белка побелеет. К Покрову и приходи, с собаками. Я их пока не возьму, чего зря лес тревожить…
Вместе с Дмитрием Яковлевичем и Васькой Зильганом Федор обошел четыре деревни. Со слезами, спорами, но без драки — собрали комбедовский налог, раздали, у кого хлеба вовсе не приспели. Но большую часть собранного взяли на строгий учет и оставили на конец зимы и весну, самое трудное времечко. А ключи от житниц отдали в каждой деревне выбранному комбедовцу.
Смутно и непривычно было на сердце после этих четырех деревень, после всех споров и криков, но Федор чувствовал и хорошую человеческую правоту содеянного: непомрут люди, не станут с голоду пухнуть, какой-никакой, а приварок будет у всех.
А вот как сделать, чтобы больше не было такого распределения, чтобы убрать хлебные посевы с рискованных земель, подверженных заморозкам, — вот об этом нужно было бы собраться мужикам и сообща, артельно, покумекать. Подсека в лесу под ячмень да рожь — дело хлопотное, но надо, надо устроить так, чтобы все были с хлебом. На то, думал Федор, и новая власть. Чтоб о мужике заботиться и чтоб мужик теперь жил не всякий сам по себе, а всякий — по лучшему уму-разуму…