***
Вдова Угрюмова пошла на поправку и уже начала выходить. С Полетаевым они снова всего лишь раскланивались, сталкиваясь в сенях, но боевых действий против него она не вела. То ли отошла, то ли сил пока не набрала. Навестил их домик Демьянов, посмотрел, как они ладят и исчез. Вернулся после обедни, да и ошарашил вдову сообщением, что старец готов принять ее хоть сегодня, хоть в любой день и час. Она охнула и ушла переодеваться во что получше.
Когда она скрылись за заборчиком скита, Полетаев невольно задумался, а не связана ли такая быстрая милость с недавним происшествием? У него никак не выходила на практике заповедь «Не судите…», все расставлял он мысленно оценки делам и поступкам людским. Вот и сейчас он, если не с осуждением, то уж точно без одобрения принимал такое решение старцев. Люди неделями, месяцами ждут, учатся смирению, покладистости, волю свою не ставить выше божеской, а тут… Мадам не сдержалась, выказала всю, что ни на есть «бесовскую» свою сущность, и на тебе! Добро пожаловать! Но тут он остановил себя и отправился на послушание в кузню, там он теперь руководил закупкой материалов и проверял доставленное.
Но мысли все равно возвращались к допущенной к покаянию вдове. Может это не из-за нее, и вовсе не «за драку» награда, а наоборот? Это его хотят оградить, обезопасить, убрать ее поскорей, отпустив домой? Но зачем же? Они вот и сами почти помирились между собой. Хотя и не выяснили всего, но нашли же пути сосуществовать по-человечески? Неудобно как-то такое внимание старцев к нему персонально. Ох, неудобно! Хотя, нет. Это вовсе не в традициях, не в монастырских правилах делать что-либо «побыстрее», да «для чего-то». Это не их, это его собственные, мирские мысли. У них, у старцев, вовсе другие резоны, на то они и путь духовный прошли – не ровня простому прихожанину. А какие? Да чего там гадать? Явится Демьянов, он у него и попробует прояснить то, что смущало его душу и покой.
Когда Андрей Григорьевич вернулся в домик, вдова уже была там и из ее комнаты раздавались глухие рыдания. Вышла сиделка – за свежей водой из бочки, что стояла в сенях. Полетаев не смог превозмочь любопытства и удержал ее.
– Ну, что там? Как? – шепотом спросил он, кивнув на приоткрытую дверь.
– Рыдает, – отвечала ему женщина. – И четверти часа не пробыла она во скиту. А как вышла, так и не успокоится до сих пор. Замолкнет, затихнет, а как вспомнит что-то, так по-новой давай!
– Что ж так скоро? О чем спрашивал старец, не говорила?
– Нет, – сиделка покачала головой и, перегнувшись через край бочки, зачерпнула с глубины водицы.