Послышался шум, снова прибыли проезжие гости. Разговор откладывался.
В этот раз прибыл какой-то отставной офицерик, с ним трое дружков да девица. Мужчины требовали коней всем сразу, согласны были ждать. Заночевали. Всю ночь резались в карты, а девица отчего-то рыдала в одиночестве, к общему столу не выходила. Утром служилые ускакали верхом, девицу с собой не взяв. Клим жалел ее, носил ей чаю. Хозяева переглядывались. Когда Клим спросил для нее грелку, а то та мерзла, тетка передернула плечами, и ни слова не сказав, вышла кормить ямщиков. Смотритель крякнул в кулак и чуть слышно сказал Климу:
– Ты чего с ней носишься, как с писаной торбой? Аль, не понял? Гулящая она. Один бросил, другой подберет. Не нажалеешься!
– И что ж… Несчастная она! – отвечал Клим. – Пока она тут, то, что ж ей, от холода помирать? Или пусть разболеется?
– Сердобольный ты, как я погляжу, – ухмыльнулся смотритель, но грелку принес.
Ставил самовар и относил ее постоялице Клим собственноручно. За пару дней расклеившаяся девица поправилась и укатила с подвернувшимся смотрителем тюрем, что проезжал по казенной надобности. А хозяева в тот вечер о чем-то долго совещались между собой. Утром разговор с Климом об его отъезде возобновился. Теперь и муж, и жена, оба уселись за пустующим гостевым столом. Говорили обстоятельно.
– Значит, слушай сюда, Клим Валерьянович, – начал хозяин. – У нас тут, прости, не гостиница. И даже не постоялый двор. Мы с супругой моей этим местом сильно дорожим. Если доложит кто, или с проверкой проездом случится, у нас неприятности могут быть. Тут люди казенные останавливаются, им соглядатаи ни к чему. Что это, скажут нам, за наблюдатель – живет, смотрит, кто куда отъехал, кто откуда прибыл. Не порядок!
– Я понял, понял, – снова кивал Клим. – Да и денег, что с собой взял, все равно почти не осталось. И так, и так – надо ехать.
– Ты почему домой-то не хочешь? – с болью в голосе спросила хозяйка.
Клим горько усмехнулся. Долго молчал, чтобы не расплакаться.
– Я, дорогая хозяюшка, вижу, как супруг Ваш каждый раз меня в уборную незаметно провожает, – Клим глянул на хозяина, тот смутился. – То в сарае ему что надо, то коней посмотреть. Боитесь за меня. Добрые вы. Я сам… боюсь иногда… Там-то приглядывать за мной некому станет. Вот так, блазнится, встану как-нибудь в ночь, как и поговорить-то не с кем будет, да пойду в сарай, да… с тоски-то и…
– Тьфу! Тьфу на тебя! Господи пронеси! – перекрестилась хозяйка. – Как даже думать такое можно?
– Ну, вот что! – хлопнул ладонью по столешнице смотритель, прервав слезливые пророчества. – Есть у меня брат родной. Я на государевой службе, а он свое хозяйство держит. Был. Был, как и я, смотрителем, да дорога, со временем, в сторону сместилась, так его заведение в частные-то руки и перешло. Отсюда далековато! От города – рукой подать. Ездят к нему… Разные… Купчишки, да другие кто с деньгами.